Книга обстоятельств. Олег ЮрьевЧитать онлайн книгу.
иными необоснованно именуемая японским, прости Господи, дроком.
С обрыва – газоны и клумбы уступами, выщербленные ступени, полуржавые перила. Затхлый, блаженный воздух забытого курорта. И остро чудится – особенно, когда в небе загораются колеса заезжего луна-парка – : там, внизу, за деревьями, должно быть море.
…Совсем уже ночью, когда луна-парк гаснет, ощущение еще острее: верхняя половина Германии отломилась и куда-то уплыла; подошло холодное, черностеклянное море, стоит там внизу, за деревьями – молча покачиваясь, редко поблескивая, дыша сырой известью…
Конечно, никакого моря тут нет – да и что бы оно, Северное, делало в этом почти южном городе? Хотя… кто сходил вниз и проверял?
Франкфурт, всё еще апрель. Первый день после выноса столиков. По маленькой площади с часами
шла сука с сумочкой; женщины (шероховатые блондинки) поглядывали на ее декольте, сжимали губы позади чашек и думали: «Вот из‐за таких нас и насилуют!»
Мужчины, положив животы на колени, пили мыло.
Бледные старушки проводили мимо двух-трех собачек с головами летучих мышей. Сербо-хорваты, индо-пакистанцы и афро-африканцы в солнцезащитных очках шагали одновременно во все стороны и размахивали кто чем.
Стоя на левой ноге и почесывая ее правой, девочка играла на скрипке Баха. Другая девочка, еще меньше первой и похожа не на веник, а на сложенный, но еще не застегнутый зонтик, стояла под часовой башенкой и не в такт позвякивала стаканом.
Тут разом стемнело и, не успев даже отразиться в остеклении стен, на маленькую площадь одним куском упал синеватый дождь. И все они как будто умерли.
Берег Майна, четыре часа пополудни, середина мая. Незримая бузина
Река была еще вчера матовая, местами потертая – точно бархотка. А сегодня уже солнечно-лаковая (как бы сама собою надраена). Позеленела от деревьев и покраснела от мостов.
Наперерез восьмерке с загребным, привстав,
плыл лебедь.
Всякий удушливый дух благоуханный, преимущественно от кленов, черемух, сиреней и акаций, соединился с другим, и в результате запахло мочой – то ли кошачьей, то ли ангельской. Так, кажется, пахнет бузина, но как раз бузины нигде и не было видно.
А по набережной:
пирамидки каштанов самосожглись, оставив по себе скелетики из курчавого пепла;
склизкие узкие кожуры акаций упали, будто на дереве кто-то ел баклажаны;
падубы с шипастыми листьями и прессованные тисы как стояли с прошлого лета, так и стоят,
и лишь культи лаокаонов-платанов едва начинают зеленеть – как будто из них вырастают маленькие растрепанные гнезда.
Под мостом остановился румынский цыган с аккордеоном, снял черную клеенчатую шляпу и поклонился кладке. Вероятно, здесь и стоит незримая бузина. Цыгане, как известно, поклоняются бузине. А немцы варят из нее черное тугое варенье.