Иванькиада. Владимир ВойновичЧитать онлайн книгу.
тиснуть, ан нет, не дорос еще, тут нужны писатели авторитетные, с именами.
Но если уж очень хочется публично выступить и заявить «вот он я», для этого нужно только дождаться очередного собрания пайщиков. Там почти полная демократия. Хочешь высказаться, тяни повыше руку, заметят – дадут слово, не то что в Союзе писателей.
Собрания эти проходят, как правило, бурно. Кипят неутоленные общественные страсти, скрещиваются копья, возникают и распадаются враждующие между собой группировки.
На одном из таких собраний, а именно 27 января 1973 года, я впервые услышал фамилию человека, которому впоследствии суждено было стать героем этих записок. Собрание это запомнилось мне прежде всего потому, что на нем решалось, кому будет принадлежать освободившаяся двухкомнатная квартира. Претендентов было двое – автор этих строк и некий Павел Липатов, сын жены писателя Воробьева. Выступали болельщики с обеих сторон. Один из выступавших в мою пользу призвал собравшихся учесть ошибки прошлого и заботиться о писателях, пока они живы. Поскольку выступавший был человеком эмоциональным, он неожиданно для всех, а может быть, даже для самого себя, сравнил происходящее с событием гораздо более крупного масштаба.
– Я помню, – сказал он, – казнь Пастернака…
Наверное, казнь Пастернака здесь была ни при чем. Собрание в основном было на моей стороне и потом, когда дошло до голосования, предоставило квартиру мне подавляющим большинством голосов. Я от квартиры отказался в пользу Липатова, который был первым по очереди, но попросил собрание подтвердить мое право на следующую двухкомнатную квартиру. Собрание мою просьбу поддержало единогласно, что и было записано в протоколе.
Я не упоминал бы этого небольшого события, если бы оно не имело значения для дальнейшего развития нашего сюжета.
А теперь вернемся к выступлению моего болельщика. Итак, он сказал:
– Я помню казнь Пастернака…
Договорить фразу до конца ему не дали. В заднем ряду поднялся хорошо упитанный человек средних лет в белой водолазке со скучным лицом, которое трудно запомнить. Редкие волосы были зачесаны с боку на бок и аккуратно распределены по темени, которого все-таки полностью не прикрывали.
– Я, как коммунист, – сказал он, ни на кого не глядя, – протестую против этих слов «казнь Пастернака».
Сказав это, человек сел на свое место и равнодушно отвернулся к окну. Похоже было, что его заявление сделано им было без всякого энтузиазма и не в порыве действительного негодования, а чтобы никто не мог упрекнуть его, что он был, слышал такие слова и смолчал.
Присутствовавшие на собрании удивленно повернули головы к этому человеку, произошла небольшая заминка, а дальше все продолжалось своим чередом.
После собрания я кого-то спросил, кто был тот бдительный коммунист. Мне сказали: какой-то не то Ивбнько, не то Иваньку, член правления нашего кооператива. Этим ответом я был вполне удовлетворен и о человеке из заднего ряда тут же забыл.
Я не знал, что,