Заметки об искусстве и литературной критике. Марсель ПрустЧитать онлайн книгу.
в виду, что и в том и другом случае одинаково имеет место дискретный луч впечатления, уникальный, как мучительно вспоминаемое лицо, подвешенный перед нами вне причин и их содержанием не разрешаемый и прямо по нам ударяющий (обращенный к нашей глубине и в ней резонирующий). Вот почему-то куст боярышника нас взволновал. Нет причин для волнения[10] – он ничем не отличается от тысячи других таких же кустов. Но если совершился этот жизненный акт – волнение, подвешенное в «неустойчивом противостоянии» и требующее разрешения (как и «мысль» у героев Достоевского)[11], – то значит, там был какой-то удар, прямой контакт с истиной, реальностью, как она есть на самом деле[12], в отличие от ожиданий (croyances) или логических возможностей.
Это «живой[13] (живущий) синтаксис», «syntaxe vivante», как говорил Пруст. Полное в своей свободе чувство вание.[14]
Далее, волнение непонятно (и истина не видна), пока мы в нем не разобрались[15] своим развитием и перевоссозданием того, что с нами произошло, то есть пока не прошли через точку, размыкающую круг взаимодействий. То, что я назвал путем, и есть путь «раскручивания» того, что произошло[16]. Именно такого рода впечатления, содержащие начало индивидуации мира, требуют нашего вхождения в самих себя, чтобы раскрутить положение вещей, иначе информация ниоткуда не может быть получена, она не может быть получена извне, заимствована, присовокуплена, суммирована и т. д. Истина тебя нигде не ожидает, никто тебе ее по почте, как выражается Пруст, не пришлет (в том числе истину о Гёте, о Стендале и др.). Ты должен остановиться и работать, то есть там, в движущемся по инерции мире, ты должен остановиться, а здесь, в точке луча впечатления, работать. Куда же, как не в глубину?[17]
Пруст в одном из текстов, неточно цитируя, приводит слова из Евангелия от Иоанна: «Ходите, пока есть свет»[18]. Пруст цитирует, ошибочно заменяя одно слово другим, и ошибка характерна: вместо слова «ходите» он берет слово «работайте» (а я бы заменил другим русским словом «шевелитесь»). Это – свидетельство глубокого ощущения устройства мира, такого, что он есть, существует, если только мы пошевеливаемся в зазоре, молнией, на одну секунду открывшегося лада, и если мы упустили эту секунду и не расширили работой этот открывшийся интервал, то ничему не быть, ибо, по метафизическому закону, все необратимо и не сделанное нами никогда не будет сделано. То, что ты оказался здесь, это только ты оказался здесь, только ты мог понять в том, что только тебе «посветило». Ты ни на кого другого не можешь положиться, никто другой тебе не может помочь, и ты не можешь положиться ни на будущее, ни на вчерашнее, ни на разделение труда, что мы, мол, вместе сплотимся и разберемся. Не разберемся, а лишь упустим часть мира в полное небытие. «Живой синтаксис» Пруста есть, оказывается, «синтаксис молнии», «Syntaxe de l’eclaire», если воспользоваться словами Сен-Жон Перса и если предположить, что такое вообще
Как нет ее и в воображаемых обстоятельствах и состояниях воображаемых персонажей в книге (проблема – ее квазипредметность). Не содержание, а абсолютные, безотносительные впечатления (определенность которых содержит возможность формы, а интенсивность – сознания). Прямой, но не причинный опыт (нет содержательных и причинных опосредований) и ими не разрешаемый. Это вне причин. Это начало индивидуального мира.
Но есть люди, у которых нет, может не быть волнения. Они в естественном состоянии, которое продолжается и в законе.
Красота выражения (или формальная точность) впервые индивидуализирует этот смысл.
То есть здесь же и создающийся «по живому».
Именно этого рода впечатления, содержащие начало индивидуации мира, требуют вхождения в себя, чтобы их раскрутить, – информация ниоткуда не может быть получена, добавлена, заимствована, и мы несвободны перед «произведением». И именно здесь punctus mysticus (см. «Против Сент-Бёва» о разуме). Ибо, например, и любовь (то есть объект) развивается из «неустойчивого противостояния», и мысль (то есть субъект, инструмент) из него, и почему этому не учит опыт, а лишь мое присутствие, привносимое мною в опыт (по таинственным законам).
И не испытано полностью, пока не разобрались (такой же загадкой является и отрицательное состояние – отсутствие волнения перед лицом…). «…cette chose nouvelle, irréductible à ce qu’on sait déjà, qui s’appelle une impression!» [«…в этом новом, не сводимом к уже известному, и называется это впечатлением» (фр.) (Марсель Пруст «Обретенное время», пер. Смирновой)]. И затем полное «correspondance» с Музилем («Черный дрозд»). И суть волнения не просто в лично воспринятой опасности, ибо «Я» тоже объект в мире (а я не объект, а мир, который должен стать).
Здесь же линии интенций, небо перекрестов линий (см. Пруст, «Обретенное время»).
«Создать (понять), чтобы испытать» еще и потому, что понимание – условие полноты, а полнота только и есть действительное испытание (с моей глубиной). Теорема феноменологической полноты.
Действуем (или не действуем) на поверхности, а в это время в глубине что-то делается.
Есть путь в зеркале и есть путь мимо зеркала. В сфере – сдвиги, в нас – мнимости. Непопадания и блуждания.