Агент влияния. Александр АйзенбергЧитать онлайн книгу.
взято у Клодии; яд искали, как говорят, чтобы дать его Клодии…»
А-аа, вот, и Клодия… «Вижу я вдохновителя этих двух обвинений, вижу их источник, вижу определенное лицо, ту, кто всему голова. Понадобилось золото; Целий взял его у Клодии, взял без свидетеля, держал у себя столько времени, сколько хотел. Я усматриваю в этом важнейший признак каких-то исключительно близких отношений. Ее же он захотел умертвить; приобрел яд, подговорил рабов, питье приготовил, место назначил, тайно принес яд. Опять-таки я вижу, что между ними была жестокая размолвка и страшная ненависть. В этом суде все дело нам придется иметь, судьи, с Клодией, женщиной не только знатной, но и всем знакомой… нам предстоит иметь дело с ней одной. Если она не заявляет, что предоставила Целию золото, если она не утверждает, что Целий для нее приготовил яд, то я поступаю необдуманно, называя мать семейства не так, как того требует уважение к матроне. Но если, когда мы отвлечемся от роли этой женщины, у противников не остается ни возможности обвинять Марка Целия, ни средств для нападения на него…» Иметь дело с Клодией – это одно, а иметь дело с Целием – совсем другое. Суд, то бишь, претор, я бы выбрал Клодию!
«…если бы мне не мешали враждебные отношения с мужем этой женщины; с братом ее, хотел я сказать – постоянная моя обмолвка. Теперь я буду говорить сдержанно и постараюсь не заходить дальше, чем этого потребуют мой долг и само дело. Ведь я никогда не находил нужным враждовать с женщинами, а особенно с такой, которую все всегда считали скорее всеобщей подругой, чем чьим-либо недругом».
Это мне особенно запомнилось… Простой бы человек уже лежал бы на земле с расквашенной рожей. Но нет, совсем нет, наш сулланец продолжает…
Ничего себе, этого я не помню… видно, я выходил… С ума сойти, наш придурок из Арпина так верит в финансовый ресурс Марка Лициния Красса? но почему он решил, что весь, а меньше не поможет, свой потенциал легендарный победитель Спартака потратит именно на… А на что?..
«Итак, пусть восстанет перед ней кто-нибудь из этой же ветви рода, лучше всего – знаменитый Слепой; ведь меньше всех огорчится тот, кто ее не увидит. Если он восстанет, то он, конечно, так поведет речь и произнесет вот что: «Женщина, что у тебя за дело с Целием, с юнцом, с чужаком? Почему ты была либо так близка с ним, что дала ему золото, либо столь враждебна ему, что боялась яда? Разве ты не видела своего отца, разве не слышала, что твой дядя, дед, прадед, [прапрадед, ] прапрапрадед были консулами? Наконец, разве ты не знала, что ты еще недавно состояла в браке с Квинтом Метел-лом, прославленным и храбрым мужем, глубоко любившим отечество, который, всякий раз как переступал порог дома, доблестью своей, славой и достоинством превосходил, можно сказать, всех граждан? Почему, после того как ты, происшедшая из известнейшего рода, вступив в брак, вошла в прославленное семейство, Целий был с тобой так близок? Разве он был родичем, свояком, близким другом твоего мужа? Ничего подобного. Что же это в таком случае, как не безрассудство и разврат? Если на тебя не производили впечатления изображения мужей из нашего рода,