Исповедь. Блаженный АвгустинЧитать онлайн книгу.
ответил, как мог, а именно, что это делается силой случая, всегда и всюду действующего в природе. Если человеку, который гадает по книге поэта, занятого только своей темой и ставящего себе свои цели, часто выпадает стих, изумительно соответствующий его делу, то можно ли удивляться, если человеческая душа, по какому-то побуждению свыше, не отдавая себе отчета в том, что с ней происходит, изречет вовсе не по науке, а чисто случайно то, что согласуется с делами и обстоятельствами вопрошающего[178].
6. И тут Ты позаботился обо мне, действуя в нем и через него. В памяти моей Ты оставил набросок того, что впоследствии я должен был искать уже сам. Тогда же ни он, ни мой дорогой Небридий, юноша и очень хороший и очень чистый, смеявшийся над предсказаниями такого рода, не могли убедить меня от них отказаться. На меня больше действовал авторитет авторов этих книг, и в своих поисках я не нашел еще ни одного верного доказательства, которое недвусмысленно выявило бы, что верные ответы на заданные вопросы продиктованы судьбой или случайностью, а не наукой о наблюдении за звездами.
IV
7. В эти годы, когда я только что начал преподавать в своем родном городе, я завел себе друга, которого общность наших вкусов делала мне очень дорогим. Был он мне ровесником и находился в том же цвету цветущей юности[179]. Мальчиками мы росли вместе; вместе ходили в школу и вместе играли. Тогда мы еще не были так дружны; хотя и впоследствии тут не было истинной дружбы, потому что истинной она бывает только в том случае, если Ты скрепляешь ее между людьми, привязавшимися друг к другу «любовью, излившейся в сердца наши Духом Святым, Который дан нам»[180]. Тем не менее созревшая в горячем увлечении одним и тем же, была она мне чрезвычайно сладостна. Я уклонил его от истинной веры, – у него, юноши, она не была глубокой и настоящей, – к тем гибельным и суеверным сказкам, которые заставляли мать мою плакать надо мною. Вместе с моей заблудилась и его душа, а моя не могла уже обходиться без него.
И вот Ты, по пятам настигающий тех, кто бежит от Тебя, Бог отмщения и источник милосердия, обращающий нас к себе дивными способами, вот Ты взял его из этой жизни, когда едва исполнился год нашей дружбе, бывшей для меня сладостнее всего, что было сладостного в тогдашней моей жизни.
8. Может ли один человек «исчислить хвалы Твои»[181] за благодеяния Твои ему одному? Что сделал Ты тогда, Боже мой? как неисследима «бездна судеб Твоих»[182]. Страдая лихорадкой, он долго лежал без памяти, в смертном поту. Так как в его выздоровлении отчаялись, то его окрестили в бессознательном состоянии[183]. Я не обратил на это внимания, рассчитывая, что в душе его скорее удержится то, что он узнал от меня, чем то, что делали с его бессознательным телом. Случилось, однако, совсем по-иному. Он поправился и выздоровел, и как только я смог говорить с ним (а смог я сейчас же, как смог и он, потому что я не отходил от него, и мы не могли оторваться друг от друга), я начал было насмехаться над крещением[184],
Эти мысли Виндициана позволяют думать, что он был неоплатоником: удачные предсказания объясняются, по его мнению, не одним случаем, но неким созвучием между вселенной и различными состояниями души. По Платону, вселенная есть «целое, симпатизирующее себе самому» (Энн. 4, 4, 32 и 35), «единое существо».
Эта всеобщая симпатия сообщает действенность молитве (4, 4, 41) и магии (4, 4, 40) и объясняет влияние звезд на человека. Светила не причины явлений, но они сообщают о них, оказываются как бы их знаками.
Confl orentem fl ore любимая Бл. Августином и частая у него fi gura etymologica (употребление слов от одного и того же корня).
Рим. 5:5.
Пс. 105:2.
Пс. 35:7; ср. Рим. 11:33.
Друг Бл. Августина был, вероятно, как и сам Августин, «оглашенным» с детства. К крещению больных Церковь относилась сдержанно, считая, что оно совершено не по доброй воле, а по необходимости. Лица, окрещенные таким образом, не могли стать священниками. Естественным, однако, было желание не оставить катехумена без крещения: крестили людей, даже лежавших без сознания. Третий Карфагенский собор санкционировал эту практику в тех случаях, когда родственники больного ручались, что он выражал желание креститься.
Манихеи отвергали крещение, считая, что никакого спасения оно не приносит.