Пересекая границы. Модерность, идеология и культура в России и Советском Союзе. Майкл Дэвид-ФоксЧитать онлайн книгу.

как в случае с китайской или исламской модерностью»154. На самом деле ответом здесь может быть только совет избегать смешивания разнообразных траекторий в однородную европейскую модерность.

Раефф и Малиа нашли яркие формулировки для описания тенденции неровного, парадоксального движения к модерности под эгидой проводящего двойственную политику модернизации самодержавного государства. Лора Энгельштайн попыталась уловить исключительность положения российских, а затем и советских интеллектуалов и работников умственного труда в условиях несвободного старорежимного государства, сохранившегося в эпоху, когда «современные механизмы социального контроля и социальной самодисциплины, восходящие к западным практикам, уже сформировались». Люди свободной профессии и представители интеллигенции в целом вынужденно замерли в странной, двойственной позе между авторитарным государством и массами: «Русские интеллектуалы, сами лишенные доступа к власти, одновременно зависели от государства и презирали его, стремясь к союзу с недовольными низами и одновременно будучи культурно связанными с носителями более высокого социального статуса»155. Подобно критике капитализма, появившейся в России до самого капитализма, викторианские представления о благопристойности (как и, заметим в скобках, множество других интеллектуальных и научных заимствований) подверглись переосмыслению или оказались поставлены под вопрос, еще не успев прижиться на российской почве156. Разумеется, ясно, что Энгельштайн касалась этих особенностей, намекая на отклонение от «западного стандарта» в случае Российской империи и на «иллюзию модерности» в случае Советского Союза157. Но с таким же успехом их можно считать важной составляющей одной из уникальных форм модерности158.

СЛУЖИТЬ МАССАМ И ПЕРЕДЕЛЫВАТЬ ИХ

Понятие интеллигенции, группы за пределами сословной иерархии общества, враждебно настроенной по отношению к самодержавию и к существующему положению вещей, возникло в начале этого периода усиленных преобразований в середине XIX века и отражало некоторые глубинные исторические структуры. Освобождение дворян от обязательной службы при Екатерине II, изменившее давнюю традицию в отношении элиты, способствовало перенесению симпатий последней с правителя и государства на народ159. Здесь также можно усмотреть отголосок серьезного культурного разрыва, последовавшего за началом вестернизации и сопутствующими ей спорами о национальном самосознании. Натаниэл Найт полагает, что идея интеллигенции возникла после 1860-х годов и упрочилась в 1880-х как «дополнение или бинарная противоположность другой ключевой концепции русской социальной мысли – понятия народа». Важное для XIX столетия слово «народ», тогда относившееся в основном к крестьянам, лишь постепенно приобретало новые, этнические и национальные, коннотации, сближавшие его с понятием «нация»

Скачать книгу

154

Cooper F. Modernity // Colonialism in Question: Theory, Knowledge, History. Berkeley: University of California, 2005. P. 114.

155

Engelstein L. Combined Underdevelopment: Discipline and the Law in Late Imperial and Soviet Russia // American Historical Review. Vol. 98. № 2. 1993. P. 338–353, цитата: P. 343 (примечательно, что в названии этой статьи обыгрывается принадлежащая Троцкому формулировка концепции «комбинированного развития»); Engelstein L. The Keys to Happiness: Sex and the Search for Modernity in Fin-de-Siècle Russia. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1992. P. 4.

156

См. классический, вызывающий множество ассоциаций пример: Todes D.P. Darwin without Malthus: The Struggle for Existence in Russian Evolutionary Thought. New York: Oxford University Press, 1989.

157

О «западном стандарте» см.: Engelstein L. Keys to Happiness, 4; об «иллюзии модерности» – Engelstein L. Combined Underdevelopment. P. 353. См. размышления самой Энгельштайн над тем, как она использует понятие модерности, в интервью с ней: An Interview with Laura Engelstein // Kritika. 2014. Vol. 15. № 4. P. 689–690. Исследователи неоднократно говорили об иллюзорности самого понятия западного стандарта – о его влиянии на российскую историографию см., например: Confino M. Questions of Comparability: Russian Serfdom and American Slavery // Explorations in Comparative History / ed. B.Z. Kedar. Jerusalem: Magness Press, 2010. P. 92–112.

158

Понятие интеллигентской «полугосударственной структуры», предложенное Питером Холквистом, как раз может считаться такой своеобразной, но при этом модерной чертой (Making War, spec. P. 14, 21).

159

Это тезис Марка Раеффа: Raeff M. The Origins of the Russian Intelligentsia: The Eighteenth-Century Nobility. New York: Harcout, Brace, and World, 1966. См. новый критический обзор исследований, посвященных русской интеллигенции в разные периоды: Hamburg G. The Russian Intelligentsias // A History of Russian Thought / ed. W. Leatherbarrow. D. Offord. Cambridge: Cambridge University Press, 2010). Part 3.