Под солнцем Тосканы. Фрэнсис МэйесЧитать онлайн книгу.
газеты то сдержанно, то негодующе пишут об албанцах, буквально наводнивших побережье Южной Италии. Нас, жителей Сан-Франциско – города, куда ежедневно прибывают иммигранты, не могут не волновать их проблемы. Американцы-горожане уже поняли, что иммигрантов становится все больше, что в последние годы двадцатого века демографический ковер ткется во вселенских масштабах. Европе труднее примириться с этим фактом. У нас есть свои бедняки, говорят они нам недоверчиво. Да, отвечаем мы, и у нас они есть. Италия пока довольно однородна; в Тоскане редко увидишь черное или азиатское лицо. Недавно люди из Восточной Европы, обнаружив, что немецкий рынок рабочей силы заполонен такими, как они, начали прибывать в эту благополучную часть Северной Италии. Теперь мы поняли, почему Альфьеро запросил с нас гораздо меньше. Итальянцам ему пришлось бы платить от двадцати пяти до тридцати тысяч лир в час, а полякам он может заплатить девять тысяч. Он заверяет нас, что эти рабочие находятся тут легально и застрахованы. Поляки довольны почасовой оплатой; у себя дома, до закрытия их завода, они едва ли зарабатывали столько в день.
Эд вырос в Миннесоте, в польско-американской католической общине. Его родители – потомки польских иммигрантов – жили в польскоговорящей среде на фермах, на границе штатов Висконсин и Миннесота. Но Эд не знает польского языка. Его родители хотели, чтобы их дети выросли стопроцентными американцами. Поляки не поняли тех трех слов, которыми он пытался пообщаться с ними. Но эти люди, язык которых он не понимает, все равно кажутся знакомыми. Он привык к фамилиям типа Оржеховский, Чикощ, Боржисовский. Встречаясь с ними во дворе, мы киваем друг другу и обмениваемся улыбками. Наконец мы находим с ними общий язык – язык поэзии. Однажды я нашла поэму Чеслава Милоша, давно жившего в Америке в изгнании, но поэта по сути своей польского. Я знала, что несколько лет назад он с триумфом вернулся на родину. Когда Станислав вез тачку по главной террасе, я спросила его: «Чеслав Милош?» Он просиял и что-то закричал двум своим приятелям. После этого пару дней, когда я проходила мимо кого-нибудь из поляков, тот приветствовал меня словами «Чеслав Милош», а я отвечала: «Да, Чеслав Милош». Я знала, что правильно произношу это имя, потому что уже тренировалась, когда надо было рассказывать о Милоше студентам. А раньше я несколько дней про себя называла его Коулславом и беспокоилась, как бы не ляпнуть это перед аудиторией.
С Альфьеро у нас возникла проблема. Он порхает бабочкой с одного объекта на другой, начав что-то, делает работу кое-как, потом бросает еe. Несколько дней он вообще не показывался. Поскольку на мои обоснованные претензии он не отреагировал, я обращаюсь к старому южному обычаю – закатываю истерику (оказывается, я еще не утратила этот навык). Некоторое время Альфьеро сосредоточенно слушал мои претензии, потом его внимание рассеивалось, как у капризного ребенка, впрочем, он такой и есть. Он пускает в ход свое обаяние: игриво описывает лягушачьи бега, рассказывает о скоростных