Игра с Годуновым. Дарья ПлещееваЧитать онлайн книгу.
Но поманить, но намекнуть-то следовало?
Меж тем воевода ему нравился. Черты лица хоть и непривычные, но приятные: гладкие щеки, короткий прямой нос, ухоженная бородка, а прищур узких глаз – такой прищур врагу страшен, а девкам, поди, даже может нравиться.
– У нас в Татарской слободе есть невесты хороших родов. Скажи – любую посватаю. Мне не откажут. Будет красивая жена одной с тобой веры.
– Отпусти, Борис Федорович.
– Не то убежишь?
Ораз-Мухаммад промолчал.
Годунов не мог понять, что значит для Ораз-Мухаммада грядущая весна. И не мог увидеть то, что сейчас предстало перед внутренним взором воеводы. А увидел Ораз-Мухаммад весеннюю степь. Красную благоухающую степь. Не от крови красную – от ярких цветов, именем кыз-галдак, в русском же языке еще и слова для них не было. Даже не проскакать на горячем туркменском скакуне по той степи, а просто молча глядеть, как волнуются под ветром цветы.
Он вспомнил, как цвела степь, когда он с матушкой и девушками своего рода ехал к соседям на свадебный той. Ему было не более шести лет – слишком мал, чтобы ехать с жигитами, и потому сопровождал матушку. Но он был достаточно взрослым, чтобы для него оседлали невысокого конька.
Матушка – в своем белоснежном кимешеке, украшенном тонкой вышивкой, в шапочке, расшитой жемчугом, кораллами, золотыми нитями! Каким молодым и красивым было ее лицо! Как великолепен был бирюзовый наряд, из-под которого виднелись узорные штаны-дамбал и изящные сапожки! И красавицы, горячившие коней, чтобы унестись вперед и сразу же вернуться, – как они были веселы и хороши!
Ораз-Мухаммад вспоминал тех девушек, тех луноликих всадниц, – все они были прекрасны в своих лучших нарядах, в шапочках, украшенных совиными перьями. Они смеялись, а одна играла на шанкобызе – потом он, взяв у матушки ее шанкобыз, которым она убаюкивала детей, попытался повторить тот напев – и не смог. И таких красавиц, кажется, он больше никогда не встречал.
И в их косы были вплетены подвески – шолпы и шашбау с маленькими серебряными колокольчиками. Нарядные, праздничные шашбау – их перезвон соединялся с напевом шанкобыза. И подвески девичьих ожерелий-алка тоже звенели на разный лад – у иных стукались друг о дружку подвески, у других трепетали колокольчики. Сколько радости было в перезвоне и в девичьем смехе…
Кыз-галдак! Дева-цветок! Все в воспоминаниях сплавилось воедино.
Он несколько раз спрашивал у матушки, Алтын-ханум, что это был за свадебный той, кто на ком женился. Она старалась вспомнить – и выходило, что не раз и не два ехала со своими женщинами и девушками на праздник через цветущую степь, но ощущение торжества красного цвета до самого окоема, красной степи и синего неба, в ее воспоминаниях отсутствовало.
Кадыр-Али-бек тоже ничего не знал. Может быть, в том мире, который он выстроил вокруг себя, были древние предания, были рукописи на арабском, персидском, тюркском языке, теперь – еще и на русском, был тот неожиданный набег калмыков на его родной аул, была смерть Ондан-султана, после которой