Люди и фразы. Андрей ДесницкийЧитать онлайн книгу.
и молнию когда-то считали «перуном Зевса», а теперь мы знаем, что это электрический разряд, и даже защищаться от него умеем.
И ведь при таком подходе человек может даже очень сочувственно относиться к христианству. Один замечательный человек, ученый-историк намного старше меня, говорил мне незадолго до своей смерти, что считает нравственное учение Иисуса наивысшим среди всех прочих, но при этом видит в Иисусе просто человека и после смерти ничего для себя не ждет. Он сам следовал евангельским нормам, как мало кто из христиан решается им следовать, но все-таки жил и умер без веры. И таких людей не так уж и мало.
Есть у К. С. Льюиса фраза, которую нередко вспоминают люди, испытывающие серьезные сомнения в своей вере: «Я останусь нарнийцем, даже если Нарнии нет». Нарния здесь, конечно, есть образ Царствия Божьего и вообще всего того, что составляет предмет христианской веры. Эти слова герой Льюиса произносит, когда ему, одурманенному, пытаются доказать, что нет ничего реального, кроме тусклой и унылой жизни в подземелье, что ей и надо заниматься.
Почему же люди повторяют: «Я останусь нарнийцем/христианином»? Потому ли, что верны раз и навсегда данной присяге? Но если нет Того, Кому ты присягал, то и присяга лишена смысла. Потому ли, что не видят никакого более высокого нравственного учения? Но ведь следовать ему, как мы видели на примере того историка, можно и без личной веры во Христа.
На самом деле есть в этой фразе и гораздо более глубокий смысл. Герой Льюиса поясняет: «Выходит, мы, играя, придумали мир, который по всем статьям лучше вашего, настоящего. И потому я за этот придуманный мир». Но и это еще не самая суть, ведь если бы это было так – христианство не отличалось бы от детской сказки, от бреда сумасшедшего. Христианин тогда – это Питер Пэн, который повзрослел и никуда не улетел, а живет в обычном нашем мире и лишь воображает себе какую-то сказочную страну. Безумец!
Попробуем понять, почему же можно «оставаться нарнийцами», не расставаясь с грубой реальностью этого мира. А для этого задумаемся, что же мучает человека, что заставляет его падать на колени посреди пересохшего поля и вопить: «Да есть Ты или нет, в конце концов?!» Бедствия, трагические происшествия? Едва ли они, наоборот, часто обращают человека к вере. Скорее, отсутствие смысла. Человек живет, может быть, внешне вполне благополучно, но он перестает понимать, зачем ему это все.
Лучшее время жизни, детство, уже позади, и все яснее видишь, что с каждым годом все больше немощей и болезней, в жизни не получилось многое из того, о чем прежде мечтал. Люди вокруг не идеальны, конфликтам и препятствиям нет предела. Не лучше ли жить не задумываясь, срывать цветы удовольствия, пока остается возможность, и ни в чем себя не ограничивать? И к чему все эти обряды, правила – да ведь сама жизнь проходит стороной!
Да, можно приобрести богатство, испытать удовольствия. Можно. Придают ли они жизни смысл? Если бы придавали, то в самых богатых и благополучных странах был бы самый низкий уровень самоубийств, но это вовсе не так, скорее наоборот. Главное, что в этой гонке за удовольствиями и достижениями