Говорит Брюква. Мария МироноваЧитать онлайн книгу.
дождевыми каплями, ловить электрические разряды на кончики пальцев.
Корюшка Брыся легко верила людям, рыбам и овощам. Оппонент, вещающий уверенно и с напором, мог переубедить ее в чем угодно буквально за пару минут. Даже если Брыся только что прошла тренинг, закончила университет, посмотрела вебинар и прочла три книги по теме, скажем, квадратности кругов или аэродинамике – не важно. Ежели собеседник цветисто аргументировал и наглядно раскладывал по ступенечкам свои доводы, Брыся соглашалась немедля. И думала «ну какая же я бестолковая, что сразу не знала, что круги-то на самом деле треугольные, а квантовых полей-то и нету вовсе, никто их на базаре в развес не продает, не пощупаешь».
Со временем кое-что изменилось. Точнее – все. Нет, корюшка Брыся верить людям, рыбам и овощам не перестала. Но она прочувствовала многовариантность реальности. В то, что у каждого кунжутного семечка может быть своя теория. В законах есть лазейки, в правилах мильон исключений, многое зависит от угла обзора, проницаемости мозга для других идей и даже от того, получило ли кунжутное семечко достаточно света, воды и ласковых слов сегодня.
Правы все и сразу.
Панголин умел создавать сказочные миры из картонных коробок и светодиодов. Он мог выразить с помощью этих материалов ощущение беззаботного счастья, увлечь за собой в коридоры бесконечного развития и даже вкус чая с можжевельником изобразить. А это уже высший пилотаж, спросите у Гауди.
Аксолотль Евсей был консерватором. В прямом смысле.
Он очень любил делать заготовки. Укладывать в скрипящую теплую банку колючие кактусовые пласты, перемежая их листьями гуанабаны и бусинками душистого перца. Заливать это все горячим маринадом с эпасо́те. Долго помешивать в медном тазике с длинной деревянной ручкой крыжовенное варенье с пеплом баклажана. Мешать надо по его личному методу – пять полных оборотов по часовой стрелке и три раза только с часу до шести против часовой.
Он обладал спокойной уверенностью, что именно это сохраняет в его варенье отсвет закатных лучей и зеленоватые пузырьки июльского воздуха. А не пепел баклажана, как думал Панголин.
У приятелей был свой Большой камень у озера, где они любили пить чай, наблюдать за пролетающими журавлями и падающими звездами. Обсуждать прошедшие и предстоящие приключения.
Сурикат Эля потратила всю свою жизнь на беспокойства. Отрезала от себя лоскуты по лекалам чужих ожиданий. Действовала осторожно, лишь бы не опростошерститься. «Да не удобрю я почву для неодобрения!» – была ее тихая личная мантра.
Сурикат Эля старалась покрепче держать воробушка в потных ладошках. На свободно летающих, невозможных альбатросов и не засматривалась, про них поговаривали всякое.
Избегала Эля смелых сценариев с открытым финалом и простором для интерпретаций. А то вдруг?
В основном Эля вела нервное, печальное и довольно