Собрание сочинений. Том 4. Евгений ЕвтушенкоЧитать онлайн книгу.
и сомов
на небеса бесстыдно и счастливо
глядели груди белого налива
зрачками изумленными сосков.
И бедный схимник слабый стон исторг,
не зная, как с природою мириться —
и то ли в скит опять бежать молиться,
и то ли тоже с девкою – под стог.
Сжимая посох, тяжкий от росы,
направился топиться он в молчаньи.
Над синими безумными очами,
как вьюга, бились белые власы.
Он в озеро торжественно ступил.
Он погружался в смерть светло и кротко
но вот вода дошла до подбородка,
и схимник вдруг очнулся и… поплыл.
И, озирая небо и тайгу,
в раздумиях об истинном и ложном
он выбрался на противоположном
опять-таки греховном берегу.
Его уста сковала немота.
Он только прошептал: «Прости, о Боже…»
и помахал скиту рукой, и больше
его никто не видел никогда.
И перли к солнцу травы и грибы,
и петухи орали на повети,
и по планете прыгали, как дети,
ликующе безгрешные грехи…
«Вся любопытная, как нерпочка…»
Вся любопытная, как нерпочка,
кося глазами из-под шапки,
меня учительница-неночка,
смеясь, обыгрывала в шашки.
Так мы играли с ней на катере
над той весеннею Печорою,
и журавли на доску капали,
подбеливая шашки черные.
А кто-то там, в столичном климате,
со мной, как с шашкою игрался,
но вновь,
с доски небрежно скинутый,
лишь отвернутся —
я взбирался.
Я не впадал в тоску сиротскую.
Я постигал всей моей шкурой
науку больше, чем игроцкую —
не стать проигранной фигурой.
Лермонтов
О ком под полозьями плачет
сырой петербургский ледок?
Куда этой полночью скачет
исхлестанный снегом седок?
Глядит он вокруг прокаженно,
и рот ненавидяще сжат.
В двух карих зрачках пригвожденно
два Пушкина мертвых лежат.
Сквозь вас, петербургские пурги,
он видит свой рок впереди,
еще до мартыновской пули,
с дантесовской пулей в груди.
Но в ночь – от друзей и от черни,
от впавших в растленье и лень —
несется он тенью отмщенья
за ту неотмщенную тень.
В нем зрелость не мальчика – мужа,
холодная, как острие.
Дитя сострадания – муза,
но ненависть – нянька ее.
И надо в дуэли доспорить,
хотя после стольких потерь
найти секундантов достойных
немыслимо трудно теперь.
Но пушкинский голос гражданства
к барьеру толкает: «Иди!»
…Поэты в России рождаются
с дантесовской пулей в груди.