Штрафники, разведчики, пехота. «Окопная правда» Великой Отечественной. Владимир ПершанинЧитать онлайн книгу.
побоище». Бескрайнее заснеженное поле, заваленное трупами немецких солдат и разбитой техники. Это было место прорыва, куда устремились из «котла» окруженные немцы.
Часть из них прорвалась, но потери немецких войск были огромны. Чтобы перекрыть все выходы из окружения, кроме регулярных частей, формировались отряды и группы из выздоравливающих раненых, тыловиков, работников штабов и комендантских подразделений. Я командовал в звании старшины отрядом в шестьдесят человек. Что-то вроде усиленного взвода. У нас имелся «максим», два ручных пулемета, мы поддерживали батарею 76-миллиметровок.
Лежали прямо в снегу, выкопав окопчики в колеях от машин, укрывшись в воронках. Батарея вела непрерывный огонь. «Студебеккер», подвозивший боеприпасы, загорелся. Ящики со снарядами сбрасывали прямо в снег. Потом водитель, отчаянный парень, отогнал грузовик в сторону. Я видел, как он ехал на горящих шинах, а когда спрыгнул, огненным шаром взорвался топливный бак.
Я стрелял из автомата. Выпустил все три диска. Перезаряжать их не было времени. Я взял автомат погибшего бойца, потом винтовку. Стреляли все непрерывно, хотя многие не имели опыта. Немецкий танк пошел прямо на батарею, разбил одно орудие (второе было повреждено миной) и вспыхнул метрах в ста двадцати от наших позиций. Немцы прорывались отчаянно. Правее нас опрокинули и полностью уничтожили стрелковую роту. В прорыв устремились сотни немцев. Мы стреляли им во фланг, некоторые падали, остальные продолжали бежать.
Меня позвали к парторгу. Пожилой мужчина был ранен четырьмя пулями в руку и шею. Он считал, что умирает, пытался что-то сказать, передать документы. Я увидел, что крупные артерии на шее не задеты, помог его перевязать и заверил, что он будет жить. Натиск немцев к тому времени немного ослаб. Я подозвал крепкого рослого бойца, дал ему в помощь двух легкораненых, и мы отправили парторга в санбат. Воевал он, кстати, смело. Утоптанный, пропитанный кровью снег возле него был засыпан стреляными гильзами.
Мы провели в дозоре всю долгую холодную ночь. Люди моего сборного взвода (многие в возрасте) мерзли. Чтобы согреться, прыгали, толкали друг друга, а в снежной полутьме мелькали вдалеке тени. Выходили из окружения остатки немцев. Мы давали очередь-другую, иногда посылала снаряд батарея, в которой остались два орудия, оба поврежденные. Утром нас накормили, а к полудню дали приказ возвращаться в часть. Из шестидесяти человек у меня осталось менее тридцати. Хоронила погибших специальная команда.
Уцелевшие бойцы рассчитывали на награды, особенно тыловики. Для них такой бой был героическим событием. Дрались большинство неплохо, хотя несколько легкораненых улизнули без моего разрешения. Но немцев на своем участке не пропустили, хотя человек двенадцать погибли, а два десятка получили ранения. Отступать нам категорически запрещалось, и приказ мы выполнили. Никого из моего сводного отряда не наградили. Мы считались прикомандированным подразделением. Кому заполнять наградные листы, так и не решили.
Бой