Я справлюсь, мама. Оливия ПоттсЧитать онлайн книгу.
с самой природой, ушел от меня. Ушел – и мне теперь будет некуда деть всю мою ответную любовь. А еще я вдруг поняла, что совсем не знаю мужчину, в чьей спальне сейчас стою, на чьем унитазе сидела, прослушивая голосовое сообщение. Того, кто в ужасе смотрел на меня, пока я пыталась собрать свои вещи, разбросанные по квартире. И мне стало очень-очень одиноко.
– Хочешь, я поеду с тобой на север? – спросил он.
О нет, конечно же, нет, только не это.
Но внезапно я осознала, что мне предстоит. Я должна вернуться домой. На север. Прямо сейчас. Я работала адвокатом по уголовным делам, и через двенадцать часов мне надлежало явиться в здание Королевского коронного суда в Кингстоне-на-Темзе[1]. Я жила в южном Лондоне, но все документы по делу находились в северном. А отец жил в Сандерленде, что на северо-востоке Англии.
В воскресенье вечером в здании суда никого не было; я позвонила на мобильный своему начальнику, прервав его выходной, и сообщила о маминой смерти. Я едва выговаривала слова – они застревали в горле. Наконец мне удалось донести свою мысль, и я поспешно повесила трубку. Сэм проводил меня до метро, где мы неловко попрощались. На вечеринку я пришла на каблуках – другой обуви у меня не было, вот я и заковыляла на шпильках вниз по лестнице на платформу станции «Стокуэлл».
Рука об руку с утратой всегда идет оцепенение, встающее стеной между тобой и миром. Из-за него потерявшие близких часто кажутся рассеянными, заторможенными, даже грубыми. Но оцепенение настигло меня лишь несколько дней спустя. Мифические стадии переживания горя, о которых все твердят: отрицание, гнев, торг, депрессия, – не случайны. Это защита – кокон, отгораживающий от реальности. Они ощущаются так остро, что становятся буфером между тобой и новым миром, в котором ты внезапно очутилась. Но все эти стадии начинаются, лишь когда проходит шок. До этого ничто не защищает тебя от мира. Ты словно раздета. Нет, даже не просто раздета: с тебя будто содрали кожу; остались лишь кости и мышцы. Когда в тот день я добиралась из одного конца Лондона в другой, меня ничто не защищало от мира, продолжавшего жить как ни в чем не бывало. Шум повседневности воспринимался как личное оскорбление.
Я организовала поездку – на автомате, как делала уже много раз до этого, будто эта поездка ничем не отличалась от предыдущих. Меня возмутила стоимость билета от Лондона до Ньюкасла, купленного в день поездки, но уже через миг я ужаснулась своим эмоциям и чуть не скатилась в истерику. Не верилось, что окружающие не чувствуют моей печали, не видят, как она буквально сочится из меня, лежит на мне печатью горя, выделяя меня из толпы.
Поезд до Ньюкасла был забит, как всегда в воскресенье вечером. Люди возвращались домой, чтобы завтра пойти на работу, ехали к своим семьям – кто из паба, кто из гостей. Я втиснулась на место у окна. Не в силах сейчас говорить с папой или своей сестрой Мэдлин, я написала сообщение парню Мэдлин и через секунду увидела, что у меня сел телефон. Теперь мне даже нечем было отвлечься
Пригород Лондона.