Девочка моя, или Одна кровь на двоих. Татьяна АлюшинаЧитать онлайн книгу.
раз, не без этого:
– Почем берешь? По обычной таксе? – полез к ней один из водил, когда машина, в которую она села, тронулась с места.
И не сбежать, не спрыгнуть. Машка по дурости сначала не поняла, о чем речь, и поспешила уверить в своей платежеспособности:
– У меня много нет, но я заплачу.
– Это мы тебе заплатим! – ржали мужики.
Она все им объяснила про работу и про маму и документы показала свои, но тряслась всю дорогу, до конца не поверив, что не полезут. Не полезли.
Потом, уже наученная этим опытом, распахивая дверцу кабины, сразу объясняла:
– Мне в Москву. У меня мама в больнице, мне срочно надо.
Дальнобойщики, дай бог им здоровья, по большей части были нормальные мужики, сочувствующие чужому горю, и выручали, иногда в нарушение гаишных правил, подвозя ее прямо к воротам больницы.
Господи! Она такое тогда прошла! Вспомнишь – сама себе не поверишь!
А чего не пройти – молодая, силы есть!
Через восемь месяцев мама умерла.
Машка смотрела на отца на похоронах и абсолютно четко понимала, что его больше ничего не держит в этой жизни и ничего ему не надо.
Мария была поздним ребенком. Она родилась, когда отцу было пятьдесят, а маме сорок. И они к тому моменту уже прожили вместе пятнадцать бездетных лет, и вдруг такая нежданная радость – Машка! Она была обцелованная, любимая, балуемая их драгоценность.
И все же, все же!
При всей непомерной, галактической любви родителей к Машке, в этом мире они существовали друг для друга. И были одним целым.
У них была одна кровь на двоих, и вены-артерии, по которым эта кровь бежала, были одни на двоих, и сердце, и дыхание, и любовь, и боль.
Они с папой кое-как наладили жизнь после смерти мамы при всей кажущейся невозможности существования без нее.
Но однажды Машка оторвалась от статьи, которую писала ночью, и пошла в кухню, решив сварить себе кофе, а то глаза слипались совершенно, и заметила свет в приоткрытую дверь гостиной.
Папа сидел на диване и думал о чем-то своем.
И тогда, глядя на него, Машка вдруг просветленным откуда-то сверху сознанием поняла – он не будет, да и не хочет жить без мамы, ему неинтересно, и смысла нет.
И она осторожно, чтобы не потревожить его, закрыла дверь. И заплакала. Тихо, чтобы папа не услышал.
Через два месяца умерла вторая бабушка, московская, папина мама.
А через семь месяцев папа.
А Машка все работала, работала, работала и хоронила, и тащила в себе горе свое непомерное, прячась от него в работу и только там и спасаясь. В то время она вообще не спала, не могла – стоило заснуть, как вылезало, поднимало голову горе ее горькое и объявляло о всех потерях, и Машка просыпалась в холодном поту и бродила по тихой темной квартире.
За месяц до своей смерти папа взял ее руку в свои ладони, подержал, посмотрел Машке в глаза и сказал:
– Ты справишься.
И она поняла, что он прощается и ничего его не сможет остановить: ни ее мольбы, ни стенания-рыдания, ни уговоры и просьбы, ни ее дикий страх