Пластмассовый космонавт. Антон Павлович КротковЧитать онлайн книгу.
были разбросаны от Бреста до Москвы, от Сталинграда и Эльбруса до Курска и Севастополя. Солнце успело выбелить их черепа и кости, омыть дождями и снегом. И все они несравнимо больше него достойны золотой звезды, тем более, что большинство пилотов 1941 года о наградах даже не задумывались, ведь шансов пережить десять боевых вылетов у них было очень мало… Вот начальник Беркута по отряду космонавтов, генерал Камчатов – свои ордена получил на фронте, и каждый омыт его кровью. Накануне рождества 1943 года Камчатов вылетел на прикрытие наших штурмовиков под Ленинградом и был атакован группой «мессеров» и «фоккеров». На задания, в ту пору ещё только капитан, Камчатов летал, не отвинчивая орденов. Когда по нему полоснула очередь, то она просто «вбила» металл наград в тело. Потом хирург выравнивал лётчику сломанные рёбра, выковыривал обломки костей, извлекал из мышц металлические части орденов. Камчатов сквозь боль слышал, как осколки его «Красной звезды», «Красного знамени», ордена Ленина со звоном падают в эмалированный таз… После таких историй собственные достижения выглядели скромно. Поэтому даже на 23 февраля, 9 мая и в День ВВС Беркут обычно ограничивался скромной орденской планкой, он ведь не «настоящий» фронтовик в полном смысле этого слова. И свою золотую звезду надевал через раз, лишь когда ситуация этого требовала…
Пока обнову упаковывали, а Вика оформляла полученный заказ, Павел вышел перекурить вместе со старым портным. Вообще-то при ателье имелась специальная гостевая с удобными диванами и внимательным обслуживанием, только в отличие от тщеславной супруги, Беркут не слишком любил все эти «вип-привилегии», предпочитая при случае запросто поговорить с понравившимся человеком – не важно генерал он или простой закройщик.
Вначале старик жаловался на свои больные лёгкие и вдавался в излишние подробности, хотя и подчёркивал, что это не мешает ему в работе. Кожа на лице у него действительно была плохая – жёлтая, морщинистая в пигментных пятнах, похожая на древний пергамент; узловатые пальцы рук были коричневыми от табака; вместо передних зубов торчали гнилые пеньки.
– А ведь я шил костюм вашему коллеге – самому Гагарину! – вдруг сообщил он с таким видом, словно это было главным событием в его длинной жизни. – Шить на Юрия Алексеевича было для меня большой честью и работалось мне очень легко, ведь у Юрочки была такая же отличная фигура, как и у вас. Это было за полторы недели до его гибели. Боже, какое горе, какое горе для нас всех! – горестно запричитал старик. И вдруг со значительностью на лице добавил: – И, по-моему, он уже предчувствовал что-то. Во всяком случае у меня создалось такое впечатление.
Казалось старик оценивает, какой эффект произвели на собеседника его слова. Павел курил сигарету, вежливо кивал, но ничего не сказал. И закройщик решил, что нужно объяснить подробнее:
– Юра, Юрий Алексеевич ведь был очень внимательным человеком, хотя таких, как я – мимолётных знакомых, у него были многие тысячи. И всё-таки казалось