Имя рек. 40 причин поспорить о главном. Захар ПрилепинЧитать онлайн книгу.
жил в давние времена: балты, германцы или финны, – однажды явились сюда русы и сказали: милые наши соседи по планете, отошли бы вы немножко в сторону, а мы здесь останемся; нам ещё Стрелку в небо запускать.
Стрелка – слияние Оки, Волги и реки небесной, в которую впадает всё сущее.
Первые князья – наши будущие князья
Размышляя о насущном, сегодняшнем, болезненном, нужно чаще оглядываться: иногда получается, что именно так ты смотришь вперёд.
У древнерусского писателя, как правило, не было имени.
Древнерусские писатели переписывали друг за другом в летописи один и тот же канонический текст, добавляя время от времени новые события: победу, поражение, явление святого.
Они как бы сплетали венок – и добавляли туда яркий цветок, один. Весёлый или печальный цветок.
Древнерусский писатель, в числе других своих качеств, обладал, к примеру, таким: победу и свободу он понимал как обретение пространства, а поражение – как потерю пространства, «тесноту».
Этот важнейший древнерусский литературный зарок будет характерен в дальнейшем для всякого русского писателя – от Ломоносова и Пушкина до Бродского и Юрия Кузнецова – априори, на «генетическом уровне».
Впрочем, есть у нас и другие писатели. Для них и наше поражение, и «теснота» – тихий семейный праздник.
Они тоже пишут на русском языке. Иногда даже неплохо. Но они – на других книжках учились.
Пресловутые стихи Бродского на отделение Украины – если смотреть на них в контексте древнерусской литературы – это стихи на потерю пространства, стихи о потере свободы, о поражении.
Чудаки думают, что это вывих сознания Бродского, – а это всего лишь эхо тысячелетней литературной традиции, заговорившей и через гениального Иосифа.
Древнерусский писатель считал необходимым перечислять каждое место, где случилось то или иное событие. Ценность этого места была абсолютной. Дмитрий Лихачёв называл такие места «маяками».
Русская история (и древнерусская литература) расставляла свои маяки и двигалась меж этим светом – один маяк на западе, другой на востоке, третий на севере, четвёртый на юге.
Ряд нынешних последователей русской литературы эти маяки убирает. Здесь вашего маяка, говорят, не стояло.
Или, к примеру, могут призвать на помощь пожарных из других земель: затушите, мол, этот маяк, а то смердит.
Но в древнерусской литературе все эти имена названы.
Мы помним то место на Волге, где конь святого Глеба запнулся и сломал себе ногу, о чём нам сообщает автор «Сказания о Борисе и Глебе». Мы изрисовали русскую землю стрелами стремительных походов из «Повести временных лет». Мы знаем, где крестился Владимир.
Другое важное качество древнерусской литературы – заворожённость не только горизонтальным пространством русской земли, но и всей предыдущей историей – гордыми князьями, их дружинами, их богатырскими подвигами: своеобразной вертикалью нашего мышления.
Эти вертикаль и горизонталь образуют некий крест: когда наше пространство и наше прошлое строят