Литературные биографии. Леонид ГроссманЧитать онлайн книгу.
Эти выпуклые и красочные черты минувшего, расбросанные по летописям и мемуарам, дневникам и посольским донесениям, биографиям и письмам, способны обильно питать фантазию художника и в значительной степени облегчать ему трудности романических построений.
Отсюда, вероятно, живой интерес Пушкина к мемуарной литературе: к запискам Дашковой, Екатерины, Наполеона или Талейрана – и даже заявление поэта, что за мемуары знаменитого шефа наполеоновской полиции Фуше он готов отдать всего Шекспира.
Из писателей пушкинской эпохи мы наблюдаем ту же склонность у Проспера Мериме. Во многом родственный Пушкину, он придавал анекдоту исключительное значение. Положив его в основу целого ряда своих новелл, он любил сплетать из этих рассеянных молекул прошлого свои обширные исторические трактаты. Летучие штрихи эпохи были ему нужнее многотомных источников или архивных материалов. История представлялась ему связкой хорошо подобранных анекдотов, и он не боялся открыто свести к этому приему методологию своих исследований.
«Я люблю в истории только анекдоты, – признается он в предисловии к одному из своих трактатов, – а среди них я предпочитаю те, в которых расчитываю найти верное изображение нравов и характеров определенной эпохи. Вкус этот, быть может, не слишком благороден, но, к стыду моему, признаюсь, что я охотно отдал бы Фукидида за подлинные мемуары Аспазии или какого-нибудь Периклова раба, ибо мемуары, эти интимные собеседования автора с читателем, только и сообщают те человеческие портреты, которые забавляют и интересуют меня. И конечно, не по описаниям Мезере, Монлюка, Брантома, Таванна, Ла-Ну и проч. можно составить себе представление о французах XVI столетия».
Для людей духовного склада Мериме это признание весьма показательно, и с ним полезно считаться при изучении Пушкина. Недаром его центральный герой, не имевший охоты рыться «в хронологической пыли бытописания земли», вполне в духе Мериме берег в своей памяти
…дней минувших анекдоты
От Ромула до наших дней.
Это было вовсе не так поверхностно и легкомысленно, как может показаться на первый взгляд. Тонкое культурное чутье Онегина и обширная начитанность его правильно подсказали ему интерес к этим острым осколкам минувшего. Он знал, вероятно, что парламентские ораторы Англии широко пользуются ими, а в руках таких мастеров исторического изложения, как Тацит или Гиббон, мелкий анекдот вырастает в монументальный стиль характеристики и литературного портрета.
Огромная композиционная и сюжетная роль исторического анекдота в прозе Пушкина обнаруживается с полной несомненностью из его прозаических набросков, недоконченных этюдов и различных беллетристических фрагментов.
Подготовительные отрывки «Египетских ночей», «Отрывки из биографии Нащокина» или «Русский Пелам» широко разворачивают целые серии таких острых осколков истории. Здесь артистически разрабатываются характерные