Маята (сборник). Михаил СоболевЧитать онлайн книгу.
пропуск на выход, посоветовал как следует обдумать его предложение на досуге и, вежливо пожав Семену руку, попрощался. Ладонь интеллигентного офицера была теплой, а улыбка отеческой.
На зимней сессии Горин "завалился" сразу на трех экзаменах, в пересдаче ему отказали и отчислили из ЛГУ за неуспеваемость. Из общежития, естественно, выселили. С университетом пришлось распрощаться и тем четверым студентам, которые слушали политический анекдот. Но все, кроме Семена, были коренными ленинградцами. И родители, похлопотав, как-то исхитрились устроить сыновей на работу. У ребят оставалась хоть и слабая, но надежда со временем восстановиться в университете или поступить в другой вуз.
Семен же оказался на улице. Куда не кинь – всюду клин. Без штампа о прописке на работу не возьмут. А прописка, по крайней мере в ближайшие год-два, ему не светит. Оставаться в городе было нельзя. В то время в уголовном кодексе имелась и активно применялась в судебной практике статья за бродяжничество. Семен был вынужден уехать, снять комнатушку и прописаться временно в деревянном, без удобств, домишке у одинокой старушки на окраине Тихвина. За двести километров от Ленинграда. Пришлось таскать шпалы на железной дороге, больше никуда было не устроиться.
Арина переживала, ездила по выходным к Семену тайком от родителей на электричке. Успокаивала, мол, все образуется. Уверяла, что любит, предлагала расписаться, "рвануть на красный", по ее выражению. Горин не верил в рай в шалаше. Он, в отличие от Арины, знал жизнь не по книжкам. Семен прекрасно понимал, что избалованная профессорская дочка, наплакавшись в детстве над романами Флобера и Стендаля, увлеклась, выдумала себе героя. Как же, бедный, брошенный родителями мальчик, красивый, умный! Все – сам… Он предчувствовал, что девушка рано или поздно "потребует", чтобы "принц" стал таким, каким она его вообразила. Мол, "…если я тебя придумала, стань таким, как я хочу!" Да и видел Горин, как она с брезгливым недоумением брала в руки грязно-серый растрескавшийся кусочек хозяйственного мыла. Как морщилась, вытирая свои ухоженные ручки хотя и чистым, но ветхим вафельным полотенцем, повешенным на гвоздик у рукомойника бабкой Матреной специально для гостьи. Бездетная старушка жалела вежливого юношу. Семен понимал, что принесет эта романтичная любовь Арине лишь горе, сломает ее жизнь, сделает несчастной. Нет, он не отталкивал Арину, Горин ждал, пока девушка сама разберется со своим чувством. Во время побегов из детского дома ему случалось иногда неделями жить в подвалах или, если зимой, колодцах теплотрассы. А голодный мальчуган сквозь грязное стекло подвального оконца видит гораздо дальше, чем выросшая в тепличных условиях профессорская дочь из окна отцовского персонального автомобиля.
Боже, а какие слова она говорила! Как заглядывала в глаза, уверяла, что никогда его не оставит, что будет рядом всегда "…в радости, в горе, в богатстве, в бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит их". Впрочем, это тоже из романов. Да и никто не запрещал Арине приехать и остаться, в конце