На войне как на войне. Виктор КурочкинЧитать онлайн книгу.
на Теленкова глаза. В них не было ни злобы, ни насмешки, ничего, кроме просьбы.
– Павел, через дня два-три мы, наверное, расстанемся навсегда… Давай забудем все, что было между нами…
Теленков тупо смотрел в землю.
– Я знаю, – продолжал Баранов, – ты не можешь забыть тот дурацкий случай, когда я ушел с той девчонкой… Верно?
Валька Баранов попал в точку… Теленков промолчал. Баранов засмеялся.
– Так ее тоже от меня увели на второй день. И увел-то такой сопливый, курсант из пехотного училища…
Теленков не мог сдержаться, чтоб не улыбнуться. Баранов, видимо, расценил улыбку как шаг к примирению и протянул руку.
– Мир?!
Теленков машинально протянул было руку, но тотчас же отдернул, резко повернулся и побежал в казарму. В какой-то степени самолюбие его было удовлетворено, однако на примирение с Барановым он не пошел. «Одно дело увести девушку от незнакомого человека. Но от друга… Это подлость! Подлецу никогда не подам руки. А Баранов подлец… Последний подлец», – думал он.
Первым в казарме ему попался Наценко.
– Где ты был?
– А что? – испуганно спросил Наценко.
– Горышич засек…
– А мне плевать… Понимаешь? Плевать! – И Наценко стукнул себя по груди кулаком.
– А что ты на меня шумишь? – возмутился Павел. – Ты иди пошуми у Горышича.
До вечерней поверки оставалось еще полчаса. Теленков зашел в красный уголок. За пианино сидел курсант Поздняков и наяривал «Настасью». Верзила Колупаев плясал… Плясал лениво, скучно, как будто выполнял никому не нужную работу. А Малешкин, облокотясь на спинку стула и положив на кулаки голову, смотрел на эту пляску закрытыми глазами.
– На похоронах веселей пляшут, – заметил Теленков.
Колупаев остановился, посмотрел на Теленкова:
– А пошел бы ты, дежурный… – и вдруг заревел: – Я бы Роде отворила… У меня сидит Гаврила!
И пошел на полусогнутых, приседая, и вдруг, подпрыгнув, перевернулся и так грохнул сапожищами, что звякнули стекла.
– Ничего, – сказал Теленков, – можешь… Цены б тебе, Колупаев, не было в ансамбле песни и пляски.
Колупаев глупо ухмыльнулся и подмигнул.
– А ты как думал!
В проходе между нарами второго и третьего взвода темно. Но это совершенно не мешает татарину Кугушеву. Он бреет на ощупь голову и что-то мурлычет себе под нос.
– Что это ты поешь, Кугушев? – спрашивает Теленков.
Кугушев, гладя ладонью плешь, вздыхает.
– Если б твоя знала, что моя поет, твоя б плакала, – говорит он.
Крамаренко по-прежнему, уткнувшись в подушку, жует кишмиш. Теленкову ужасно хочется есть. Но на этот раз совесть побеждает голод.
– Птоломей, сколько времени? – спрашивает он.
– Без пятнадцати…
Теленков вздыхает и направляется в уборную. Дневальный у тумбочки опять курит. Увидев дежурного, вытягивает руки по швам.
– А ну-ка! – И Теленков щелкает пальцами.
– Чего?
– Разговорчики!..
Дневальный нехотя отдает окурок. Павел