Долг оборотня. Елена АрсеньеваЧитать онлайн книгу.
привязалась к хозяевам, хоть они никогда не нежили и не ласкали ее. Но в памяти – невнятно, полузабыто – жил один случай…
Когда она была еще совсем щенком, к хозяевам приехал на зимние каникулы племянник из другого города – пятнадцатилетний мальчик. Сильву тогда только что привезли, она простудилась в дороге и захворала. Задыхалась от жара, глаза слезились и болели, все время знобило…
Хозяйка брезгливо передергивалась, слыша жалобный скулеж. Хозяин растерялся.
Мальчик же все каникулы провел с ней: поил теплым подслащенным молоком с растворенным лекарством, отогревал, завернув в собственный шарф, а на ночь украдкой брал в постель.
Именно это запомнила Сильва: горячую темную тишину в комнате, призрачные белые узоры на замороженных окнах, тоску по теплому материнскому боку – и давящий страх, который, однако, оставлял ее, сменялся сонным покоем, когда, еле слышно поскуливая, путаясь в одеяле и простынях, она пробиралась к подушке и сворачивалась клубком, стараясь уткнуться носом в горячее, гладкое, горьковато, но так успокоительно пахнущее, мерно вздымающееся плечо человека, который – Сильва, не зная названия чувствам, смутно ощущала это! – любил ее.
Через десять дней мальчик уехал, на прощание поцеловав Сильву в морду влажными и солеными губами. Он просил хозяина отдать ему щенка, но тот не согласился.
Сильве предстояло приносить прибыль!
Выйдя из двора, я свернул налево, прошел несколько шагов, а потом спохватился, что вообще-то иду не туда.
Направо же надо! Поликлиника – направо.
И швейная мастерская «Метелица» – направо.
Сначала я туда зашел. Ужасно боялся: вдруг там окажется толпа теток-заказчиц, которые будут долго примерять платья, но там сидела одна-разъединая мастерица.
Похоже, с тетками-заказчицами тут была напряженка.
Я эту мастерицу знал сто лет. Мама часто сюда заходила, да и мне периодически брюки то подшивали, то надставляли. И новые шторы тут подшивали. Ну и все такое. Мастерицу звали Марья Петровна, и она всегда была ужасно грустная.
И меня всегда угощала конфетами.
Я один раз спросил маму, почему это Марья Петровна такая щедрая. У нее своих детей нет, объяснила мама, вот и угощает чужих.
– А почему у нее детей нет? – спросил я.
– Это очень грустная история, – ответила мама и вздохнула: – Ее даже рассказывать страшно.
Ну, раз страшно, я больше расспрашивать не стал. А чего тут непонятного? Наверное, у Марьи Петровны ее дети умерли. Ужас, конечно…
– Джинсы подшить, Антон? – спросила Марья Петровна со своей обычной грустной улыбкой и протянула мне шоколадный батончик.
Я по опыту знал, что отказываться бесполезно, поэтому батончик взял и поблагодарил.
– Пижамные штаны порвал, – объяснил я и развернул то, что принес. – Сможете зашить?
Раньше мне, конечно, случалось слышать выражение: «Глаза на лбу» – но я считал его образным, ну, просто для красоты.
Сейчас понял,