Исчисление времени. В. П. БутромеевЧитать онлайн книгу.
сел в положенный час за стол. На столе вилки, ложки, нож – все на месте и блюдца в ряд, барин во всем порядок любил, как какой-нибудь немец. Подвязал он салфетку да и бряк со стула на пол. Лакей несет тарелку супа, видит – суп, хороший такой суп, наваристый, с косточкой, уже не нужен, и порядок на столе ни к чему.
Отпели барина в церкви, похоронили как полагается, бабы всплакнули, мужики в затылках почесали, вот ведь, мол, как жил барин, жил да и помер, потому как свой срок всем назначен, даже барину. А лакей бумагу в уездный суд. Так и так, имение барин хотел мне отписать, по той причине, что я его незаконнорожденный сын. Барин, мол, меня при себе с молодых ногтей держал, это все село засвидетельствует, а слова барина, что, мол, все лакею оставляю, старуха кормилица подтвердит. Спросили старуху. Ей куда как за сто лет, она в ответ кланяется и нараспев говорит:
– Истинная правда, батюшка.
А того никто не знал, что старуха по своим годам все слова кроме этих трех давно уже напрочь забыла. Она ими и воды подать просит, и с печи слезть помочь, и хлебушка мякоть в миску с молоком покрошить – старуха давно уже зубов лишилась, а покушать все равно каждый день не отказывалась, не хотела век доживать на пустой желудок.
Однако судейские чиновники засомневались – не то, что старухе не поверили, а от того, что если бы имение как вымороченное отошло в казну, то и они бы руки погрели.
Дело отправили в губернию, а оттуда аж в самый Петербург, в сенатскую комиссию.
Нарядился лакей в барское платье да и поехал в столицу (сам он происходил из-под Ветлуги), чтобы свое дело шевелить. А Петербург уже давно не Петербург, а Петроград и даже Питер. И властей никаких не сыскать. Матросы в тельняшках да бескозырках прямо на улице безобразничают, солдатни с винтовками за плечами видимо не видимо. А между ними поэт Александр Блок расхаживает в черной шляпе, глаза как у кролика, сам из себя весь пьян и стихи сочиняет, встретит на улице какую женщину в модной шляпке, так прямо не сходя с места и разрыдается, и по всему видно – не первый день не евши.
Ну, лакей до стихов был не большой охотник, поесть-то тоже хочется, а взять негде. Но тут учредились две совершенно новые канцелярии. В одной составляют списки всего, что разграблено, в другой – кого еще грабить. Вот он и определился в ту, где переписывают разграбленное, потому как грамоте обучен и думал, что и ему что-нибудь перепадет. Но промахнулся. Все стоящее, что разграблено, Ленин с Троцким или сразу пропили, или на барахолку снесли, как мебель из особняка Кшесинской. Лакей – парень ушлый, то есть дошлый, догадался в другую канцелярию перевестись, в ту, где списки, кого разграбить полагается.
Там оказалось намного хлебнее. То зайдет один человечек с просьбой его из этих списков вычеркнуть, то заглянет другой, попросит в списочек включить соседа. И каждый тебе что-нибудь да сунет в кармашек. То двугривенный старой чеканки, какое-никакое, а все-таки серебро, а то и золотую пятерку, если просьба позаковыристее. А ежели явится крестьянин, в сапогах или