Российское время. Георгий ПанкратовЧитать онлайн книгу.
тебе, Борис, – тихо, но уверенно сказал Артур. – У тебя всё впереди. У тебя всё получится.
Прилизанный уставился недоумённо, потом переглянулся с Лиличкой. Та пожала плечами, и – снова в свой монитор.
Поспал он совсем немного – мешали страхи. Было страшно от того, что неотвратимо должно случиться. От того, что неизменно произойдёт. Он пытался вспомнить диагноз, который поставил врач: как же она называлась, эта болезнь, которой его наградил клещ? Да смерть – вот как она называлась, смерть! И клещ этот – сам умер, чтобы убить его, человека. Странная, странная эта природа!
Он наспех оделся и отправился в утренний парк. Жадно пил воду из пластиковой бутылки – обычную, не газированную даже воду, и она казалась божественной. Зачем пить что-то ещё, если ничто так не утоляет жажду? Это вечное состояние человека. Артур сидел на скамейке, и вокруг пели птицы, и он их слушал. Ему было больше не о чем думать, у него не оставалось дел; оставалось только немного времени, чтобы послушать птиц. «Как интересно, вроде бы столько событий. Такая большая жизнь, и всё в ней было». Он помнил молодость – как гулял, ходил по улицам, что-то делал, с кем-то говорил. Птицы были постоянным фоном, а он их никогда не слышал. Он помнил всё, но не помнил в своей жизни птиц. Как будто их и не было. А теперь не было ничего, только птицы.
Слышал ли он их теперь потому лишь, что скоро смерть? Потому что всё так обострилось, потому что он вдруг очнулся, открыл заново мир? Нет. Он просто вырос, достиг того возраста, когда слышишь птиц. Когда их запоминаешь. Он бы слышал их, и если бы всё было хорошо. Если бы ничего не случилось. Слышал бы так же, наверняка ведь, Артур?
Потом он гулял, шарахаясь от случайных прохожих, и его посещали совсем уж странные мысли.
«Я ничего не знаю о жизни. Ничего не знаю о себе. Ничего не знаю о своём роде, предках. Даже о своей семье. Об истории».
А ведь история – это и есть жизнь, и она не такая большая, думал Артур. Не жизни – какого-то года хватило бы, чтобы её узнать, охватить: чем жили люди раньше, как жили. И может, понять, зачем. Но он не успеет. Артур подсчитал: один век – сотню лет – проживает где-то пять человеческих поколений: он, отец, дед, прадед… Прапрадед – это уже другой век. А ведь всего-то двадцать веков осмысленной, внятной человеческой истории; российской – и того меньше! «Когда там был Рюрик? Девятьсот восемьдесят восьмой? Восемьсот девяносто какой-то?».
Артур подумал то, чего никогда не думал прежде: какое-то совсем смешное число поколений отделяет его от Рюрика, от тех времён… «Пятьдесят–семьдесят? Ну, где-то так… А до Иисуса Христа?».
Вот и вся жизнь человечества, о которой он, обычный человек, ничего не ведал. Мысли вернулись в привычное русло: как хорошо, вспомнил он, что нет в живых ни отца, ни матери. Клещ! Как бы он сказал им: меня укусил клещ? Представляете, мама и папа, смертельный клещ замедленного действия.
«Впрочем, а вдруг они знают? Вдруг я скоро увижу их?».
От этих мыслей было холодно, он гнал, гнал, гнал их от себя. Впивался взглядом в любое дерево, чтобы думать