Центурион. Саймон СкэрроуЧитать онлайн книгу.
Макрон намеренно держал ритмичный темп, прежде чем пустыню начинала обдавать своим палящим дыханием дневная жара. До этой кампании Катон считал рассвет самым красивым временем суток. Теперь же, когда солнце всходило над горизонтом, заливая равнину исполинскими тенями, становление дня он уже скоро стал воспринимать как источник мучений.
Тени постепенно укорачивались, а свет вызревал в слепящее марево, под которым при ходьбе приходилось щуриться и опускать взгляд.
А зной все наливался, густел. Быстро вытесняя остатки прохладного воздуха, он окутывал уже обе когорты. Теперь и закаленный ветеран, и зеленый рекрут начинали равно ощущать гнетущую тяжесть своего снаряжения, вес вдавленной в плечи поклажи; лица застывали в суровые маски, ноги иноходью выставлялись одна перед другой; при этом изгонялась сама мысль о растянутой впереди протяженности дня. Солнце на небе взбиралось все выше и выше, и отсыревшие от пота плечи под туниками начинало немилосердно щипать и покалывать – ощущение, становящееся невыносимым на протяжении бескрайнего дня.
Когда солнце наконец достигало зенита, Макрон командовал – привал, и люди, с тягостными вздохами и стонами роняя с плеч ношу, валились и отпивали из фляг свою дневную порцию воды. Затем из щитов и плащей они как могли сооружали затенение и отдыхали до ухода полуденной жары, а затем следовал приказ возобновить движение. Поднимаясь на ноги, солдаты снова брали свою поклажу и выстраивались в колонну. Опять звучал приказ, и они на негнущихся от усталости ногах трогались и шли без перерыва весь остаток дня, пока солнце не скрывалось за горизонтом. Лишь с угасанием его света дневной переход заканчивался.
На исходе третьего после выхода из Халкиды дня Катон, выставив караулы, отправился доложиться Макрону. У него на марше отстало еще несколько человек, а три кавалерийских лошади охромели. При обычных обстоятельствах животных бы забили, а мясо распределили на пищу между солдатами. Но при отсутствии походных лагерей Макрон запретил разводить и костры (да и костра-то толком не разведешь из той чахлой разлапистой поросли, что иногда попадалась у тропы), так что животных убили, а трупы – к вящей радости пустынных хищников – бросили сзади на пути.
Макрон стоял не небольшом отлогом холме, невдалеке от своих людей, и сквозь сумерки озирал впереди окрестность. На шаги Катона он обернулся и, изобразив потрескавшимися губами улыбку, помахал рукой:
– Еще два дня, Катон, и это все закончится. Всего два дня.
– Оно и так должно закончиться, – уточнил Катон.
– Верно. Но с положением в Пальмире мы уж как-нибудь совладаем; главное сейчас хотя б добраться дотуда.
Чувствуя измотанность друга, Катон ограничился кивком:
– Конечно. Давай вначале просто доберемся.
Макрон, внимательно посмотрев, рассмеялся взволнованности в голосе Катона:
– Ты прямо как моя мать. Не волнуйся, со мною все в порядке. – Он продолжил оглядывать пустыню. – Я вот думаю: