Письма из одиночества. Ринат ВалиуллинЧитать онлайн книгу.
съешь.
– Иногда именно этим я и занимаюсь, да и люди тоже: едят себя, едят других, а насыщения все нет. Сытого не накормишь.
– Это называется анорексия?
– Нет, археология. Я имею в виду самокопание. Лежишь перед сном и думаешь: правильно я живу или не очень, и как это – жить правильно, если вокруг столько неправильного, как это – жить с тобой, как это – жить без тебя. Смогу ли я выйти, не только замуж, но и за пределы своего мира, где ты разобьешь сад на моем теле, будешь за ним ухаживать, высадишь семена, я выращу цветы.
– Как ты глубоко копаешь.
– Предполагаю, что тебе этого будет недостаточно, ты кинешься мне изменять с телевизором, с пивом, с футболом, с диваном или трахаться с творчеством, но я не ревнивая, скоро забеременею шедеврами, найду себе отдушину, мне будет чем заняться, когда цветы пойдут в школу.
– Мне нравится. Я бы так хотел.
– Еще чаю?
– Пожалуй. Мне бы длинную руку, я бы сам себе налил и мог бы почесать свою спину, сыграл бы тебе на контрабасе, держа его как скрипку, раздвинул бы облака и поправил солнце, как зеркало заднего вида.
– А мне бы длинные ноги.
– Куда еще длиннее?
– Тогда можно было бы не выходить на улицу, отпускала бы только ноги.
– И где бы я их потом искал? Вы не видели, тут стройные ноги не пробегали?
– Весной их полно на улице. Кругом одни ноги и груди.
– Серьезно? Может, я живу не в том районе. Сейчас проверим. Шикарный вид из твоего окна. Я открою – послушать город?
– Конечно.
Под ногами широко и непринужденно валялся его центр, протягивая мне в окно неорганизованный букет звуков, как из оркестровой ямы перед концертом. По кровеносной системе улиц, как участники вечного марафона, беспощадно двигались люди, обутые в железные сапоги, ботинки, кроссовки, бахилы, тапочки б/у и совсем новые, грязные и блестящие, странные и иностранные, разных цветов и размеров – машины с одинаковым любопытством мчались и туда и обратно. Дела были разбросаны повсюду, и каждый пытался найти свое. Земля культурно поросла камнями зданий, каждый из которых – личность, создающая пространство, убери его – пропадет и оно. Среди них гуляли люди, тоже личности, убери их – и пространства станет больше. Скорее всего, они и не гуляли вовсе, а спешили. В городе люди все время спешат и все время опаздывают, им не удержать навязанный ритм. Это не зависит ни от желания, ни от расстояния, ни от скорости. Все дело в том, что время независимо.
– А из твоего окна что видно?
– Помойку и немного неба. Сегодня утром я видел, как двое ковыряются в мусорном контейнере, выбирают вещи, выброшенные городом, человечеством, самой природой. Тихо падал дождь на их красные азартные лица. Неужели кто-то сказал им, что выбросил вчера случайно чулок с деньгами? Видимо, это хобби, как ходить по грибы. Потому что иногда я встречаю ковыряющихся там пенсионеров.
– Может, они ищут там жизнь, выкинутую случайно в спешке?
– Может, обнаружили потерю, когда посмотрели в зеркало, лицом, сдавленным обстоятельствами и тупыми предметами. И так каждое утро, я вижу один и тот же фильм в окне. Нет, видимо, опять не нашли ничего похожего, кроме алюминиевых банок, которые они