Небылицы. Александр КауфманЧитать онлайн книгу.
сложнее всего. Поэтому над первым предложением я думал не меньше пяти минут. А когда посмотрел в тёмное окно, прикрыл глаза и вспомнил Смерть, его безупречный костюм и ироничную ухмылку, философские рассуждения и неоспоримые доводы, первое предложение само появилось у меня перед глазами. Я подскочил на стуле, скорее, чтобы не спугнуть внезапно нахлынувшее вдохновение, и бросил руки на клавиатуру:
«– Вот скажи – ты считаешь меня привлекательным? – собеседник картинно приосанился.
– Как я могу считать тебя привлекательным? – удивился я. – Ты мужик. Я тоже. Или ты на что-то намекаешь, м?»
Чайник
Свист чайника на плите, это воплощение домашнего уюта, ныне почти исчез из обихода. Его редко услышишь в бетонных ячейках квартир, где мёртвый камень пронизан током тысяч человеческих жизней. Всё больше звучит бездушный сухой щелчок электрочайника, закончившего кипячение. Таинство процесса уходит в небытие, отдаваясь точному результату – подогретой до нужной температуры воды. Кулеры же лишены даже этого слабого отзвука жизни – щелчка – всегда храня в металлопластиковом нутре горячую воду для жаждущих стремительных людей, экономящих каждую секунду драгоценного времени.
Но понимающие ставят на плиту чайник, надевая на носик колпачок со свистком. Рождённый газом, вышедшим из немыслимых земных недр, огонь жжёт металлическое дно, оставляя видимые следы, вода бурлит, изнемогая, превращается в пар, который с пронзительным свистом вырывается наружу, чтобы спустя секунду раствориться навсегда. Крышка, если чайник не так уж молод, прилегает не слишком плотно, подпрыгивает, и из-под неё устремляются другие паровые струйки, прихотливо избежавшие свистковой участи. Носик со свистком снимается или поднимается, и вода, ещё бурлящая остатками былой мощи, льётся в заварочный чайник, заставляя высушенные листья отдавать свою коричневую краску.
Теперь-то я нередко позволяю себе пить чай с чёрным бальзамом, крепким и ароматным, иногда добавляя лимон, мяту или что-то ещё. Но когда-то давно я знал только один неизменный ингредиент для чая – сахар. Прибегая с улицы на обед или ужин, осторожно, чтобы не задеть содранные, залитые бриллиантовым зелёным коленки о скатерть, я садился за стол и наблюдал, как Дед режет крупные, только что с грядки, помидоры и огурцы. Такой салат, заправленный сметаной или подсолнечным маслом, был излюбленным блюдом, не надоедавшим почти никогда. Аккурат перед тем, как поставить в центр стола две тарелки – глубокую, с салатом, и мелкую, с крупно нарезанным белым хлебом – Дед ставил на плиту чайник со свистком и звал бабушку. Заканчивали трапезу мы под пронзительные трели, и спустя время обязательно прихлёбывали крепкий сладкий чай, порой даже из блюдца.
Если это был обед, то я убегал к заждавшимся друзьям, если же ужин – то мы садились с Дедом играть в шахматы или «войнушку». Вторая игра была моей любимой, но Дед баловал меня ею не так часто, чтобы она успела надоесть. На двух белых листах он чертил две одинаковые карты местности,