Американский доброволец в Красной Армии. На Т-34 от Курской дуги до Рейсхтага. Воспоминания офицера-разведчика. 1943–1945. Никлас Григорьевич БурлакЧитать онлайн книгу.
светлосерый шерстяной костюм. Его мне купила мама на Пятой авеню в Нью-Йорке перед самым отъездом в страну большевиков – так в Америке все называли Советский Союз. Откровенно говоря, это был мой первый в жизни костюм. «Но если привезти тебя в «страну большевиков» в заношенной одежде, что они об Америке подумают?» – сказала мне мама перед отъездом.
Мой слушатель кивнул, и я продолжал:
– Провожали нас все наши нью-йоркские друзья и знакомые, и все восхищались моим дорогим костюмом. Представьте себе спортивный костюм-тройку: бриджи, жилет и пиджак. К ним прибавьте белоснежную рубашку, черный галстук-бабочку и черные, похожие на лаковые полуботинки!
Пароход пришел в Ленинград. Ярко светило июньское солнце, мы все были потрясены красотой города на Неве.
«Смотри, мам, – сказал я, – оказывается, большевики вовсе не разрушили все дворцы и церкви, как писали американские газеты. Видишь?»
«Слава богу, слава богу», – повторяла, крестясь, моя мама.
Пирс, к которому пришвартовался наш пароход, был разделен высоким ярко-красным деревянным забором на две части – для пассажиров и для грузов. У грузовой пристани стояла баржа, тоже ярко-красная. Молодые женщины и девушки выгружали из красной баржи красные же кирпичи. И головы у всех были повязаны тоже ярко-красными косынками. С фасада пятиэтажного здания на все это смотрел Сталин, портрет которого был написан разными оттенками опять-таки красного цвета.
«Ага! – воскликнул я, обращаясь к маме. – Теперь понятно, почему в американских газетах страну большевиков называют еще и Красной Россией! Потому что здесь все обожают красный цвет!»
Едва мы сошли на пирс, я подбежал к высокому красному деревянному забору и забрался на него, желая получше рассмотреть девушек в Красной России. Они остановились, разогнулись со своими кирпичами в руках и стали на меня глазеть, будто я какой-то циркач или инопланетянин. Все они мне улыбались и махали мне рукой. Я, конечно, понимал, что их потряс невиданной красоты костюм и черная бабочка.
Вдруг кто-то потянул меня за ногу. Это был мой Пап.
«Какого черта ты туда забрался?» – спросил он меня самым строгим тоном.
Я слез с красного забора и с удивлением спросил:
«А что в этом страшного? В Нью-Йорке я не на такие заборы залезал».
«Зачем залез на этот забор, я тебя спрашиваю?»
«Хотел получше рассмотреть русских девушек в красных косынках».
Пап ткнул указательным пальцем в картонное объявление, прикрепленное к красному забору, и сказал:
«Прочти это!»
«Ты что, Пап? Я же русского совсем не знаю, хотя здесь всего два каких-то слова и огромный восклицательный знак. Переведи, пожалуйста!»
«Тут сказано, что ты законченный болван», – сказал папа.
«Не может быть, Пап! Откуда им знать, болван я или нет? Ведь мы сошли с парохода всего несколько минут тому назад».
Стоявшие на пассажирской пристани люди – пограничники и таможенники – смотрели на меня и смеялись.
Мама, увидев меня, всплеснула