Али Бабаев и сорок покойников. Михаил АхмановЧитать онлайн книгу.
Памятный ресторан! Как же он назывался? «Чинара»?… «Кипарис»?… Определенно, «Чинара»! Зайти, поужинать, вернуться в прошлое…
Но ресторанчик исчез. Вместо него таращил наглые окна секс-шоп, в витринах коего были выставлены надувные куклы, огромные резиновые пенисы и еще какая-то непонятная техника. Бабаев плюнул и прошел мимо. Где-то дальше находился Дом Художника, и там тоже был ресторан. Возможно, был – если художников не выселили бутики с дамским бельем и колготками.
Близился вечер. Небо над столицей слегка померкло, сделалось прохладнее. Майский ветерок скользил в ущельях улиц, впитывал запахи бензина и асфальта и, выбравшись из каменных джунглей, чистил перышки на просторах Яузы и Москва-реки. Ветер казался Бабаеву дыханием гигантского города, чуть смрадным, чуть приторным, не очень благоуханным, но зато знакомым. Каир и Дамаск, Багдад и Стамбул пахли иначе… Бензина меньше, но больше испарений от тысяч и тысяч человеческих тел, запахов острой пищи, нагретого солнцем камня и сложных ароматов, источаемых базарами… Вдруг ему вспомнилось, как пах по весне Ереван – цветами, зеленью и свежестью, что струилась с гор. Но, очевидно, того Еревана, города его детства, уже не было; тот Ереван канул в Лету, как Москва с улицей Горького и сладкими губами юной Нины.
В таком ностальгическом настроении Бабаев приблизился к Дому Художника и увидел, что перед выставочным залом сгрудился народ – не меньше, чем с полсотни девиц и парней богемного вида. Решив, что с ужином спешить не стоит, Али Саргонович протолкался к двери, украшенной объявлением: «Вернисаж Детей Четверга. Драпеко, Паленый, Бей-Жигулев, Клинский». Вероятно, то были имена живописцев, а почему звались они Детьми Четверга, Бабаев выяснил из жужжавших кругом разговоров: эти мастера палитры и кисти работали один день в неделю, а именно в четверг. Причина такой избирательности была проста: пить они начинали в пятницу и к четвергу как раз просыхали.
Заметив, что в двери пускают не всякого, Бабаев ощутил желание туда попасть. Было ли это праздным любопытством или жаждой человека, изголодавшегося по искусству? Восточные красоты, мечети и дворцы ее утолить не могли, ибо Аллах запретил изображать людей и животных, а без них что за живопись! Арабы строго выполняли сей запрет, турки и персы его нарушали, но в скромных масштабах. Так ли, иначе, но Бабаев вдруг понял, что за пятнадцать лет его нога не ступала ни в один музей. Точнее, в картинную галерею, ведь музеи с памятниками древности были и в Багдаде, и в Каире. Но их он тоже не посещал – служба не оставляла времени для развлечений.
Сейчас ему хотелось приобщиться к московской интеллектуальной жизни. Очень хотелось! Может быть для того, чтобы при следующей встрече с Ниной сказать: знаешь, джан, я побывал на выставке, и там…
Али Саргонович открыл дубовую дверь и очутился лицом к лицу с мускулистым молодым человеком.
– Ваш пригласительный билет?
– Нэ имею. Но хачу па-асматрет, – произнес Бабаев.
Мускулистый