«Шторм» начать раньше…. Николай Федорович ИвановЧитать онлайн книгу.
замерли: тогда, давно-давно, в сорок первом, он дотрагивался при встречах точно так же, и точно так же Соня замирала…
– Помнишь, что ль, все? – Соня отвернулась, стала смотреть на грушенку.
– А что ж не помнить?
– Да пацан вроде был.
– Но ведь, кажется, не… – начал Черданцев и тут же оборвал себя: пошлость не имеет возраста или сроков давности. Соня, кажется, тоже поняла, по крайней мере благодарно провела шершавой ладонью по его руке. И, странное дело, Михаил Андреевич почувствовал в себе волнение, словно перед ним стояла не морщинистая, сухонькая старушка, а все та же двадцатилетняя Сонька, Соня Грач, его первая женщина…
– А я из Зерново иду, годовщина свекрови, сходила на могилку, помянула, – начала опять Сонька. Она не умела молчать, могла говорить ночи напролет, избавляя и его от первых смущений. – Иду, чувствую, от ног отстала, села передохнуть, а тут военный едет… Знаешь, у меня самогоночка есть, слеза чистая. Давай выпьем? – И, не дожидаясь согласия, не оглядываясь, пошла обратно к грушенке.
Когда Михаил Андреевич, заглушив машину, подошел к ней, на подстеленной вместо скатерти сумке и обрывке газеты лежали яички, сало, хлеб, луковица. В граненом стакане успокаивалась у стенок плеснутая из бутылки самогонка.
– Я немного, – кивнул на «уазик» Черданцев, становясь на колени перед едой. Поднял стакан: – Ну что, Соня. Не ожидал, честно говоря, я тебя вот так сразу увидеть. Но – за тебя.
Отпил глоток. Мгновение, не отрывая стакана от губ, подумал и решился: опрокинул «слезу» до конца.
– О-о, уважил, – улыбнулась Соня. – Спасибо.
Сивушная горечь в горле постепенно опадала и превращалась в тепло в груди. В голове то ли затуманилось, то ли просветлело – поди разберись в том мгновении, когда наступает опьянение.
– Когда я приезжал последний раз в деревню, тебя не было здесь, – устраиваясь поудобнее, проговорил Черданцев. Желая сделать Соне приятное, добавил: – Я спрашивал, говорили, где-то в Узбекистане живет.
Он угадал: Соня улыбнулась. Еле заметно, для себя, но улыбнулась.
– Жила. В Ташкенте. У меня и сын оттуда, че-ерненький. О-о, чистый узбек. Его и в селе дразнят узбеком… Ну а мне нальешь или самой за собой ухаживать? Аль не кавалер?
– Извини, – потянулся к бутылке Михаил Андреевич. Стекло в ней было темное, и плеснулось почти полстакана. Думал, Соня запротестует, но она взяла самогонку, поглядела на него, покачала головой своим мыслям и без слов выпила. Не спеша отломила хлеба, понюхала его, закусила. «Неужели пьет?» – подумал майор.
– Когда немцы подошли к селу, – продолжила Соня, – я вместе с беженцами в Москву подалась. А уж оттуда в Узбекистан. Сначала помыкалась, потом прижилась – хороший край, тепло и с голоду не помрешь. А вернулась все равно обратно.
– Я вот тоже обратно, – поддержал Михаил Андреевич. – Райвоенкомом.
– О-о, а что ж молчал-то? – выпрямилась Сонька. – Значит, по блату моего Юрку в хорошее место служить отправишь. Отправишь? Да ты ешь,