Тайна Черной горы. Георгий СвиридовЧитать онлайн книгу.
замедленные, он наслаждался живым теплом, блаженствовал.
– Теперя и веничком самый раз!
Дед приблизился к котлу, окунул в кипяток оба березовых веника, встряхнул попеременно каждым, пробуя, ладно ли распарились, потом один протянул внуку:
– Держи-ка, унучек!
Терентию хорошо и приятно. На службе тоже мылись в бане, ходили поротно, ныряли в парильную комнату, наполненную обжигающе горячим паром, яростно натирали мочалками друг дружке спины, бока, толкались возле крана, толпились под рожками душа. Шумно и весело было, что говорить. Но блаженства такого никогда не испытывал, как дома в своей бане. Дома, ясно, всегда лучше.
– Теперя ты меня!
Дед расположился на полкé, расслабился, склонил голову, и край бороды прилип к мокрому дереву, а он все просил:
– Давай! Давай ишшо!
У Терентия устали руки, но он продолжал хлестать по спине, по бокам, сам весь мокрый от пота, задыхаясь приятным горячим воздухом. Умаявшись, бросил поредевший веник.
– Фу! Кончилися силы!..
Дед, отдуваясь и фыркая, поднялся, плеснул себе в лицо из ковшика холодной воды, обтерся ладонью и зычно так, по-молодецки, повелел:
– А ну-ко ты, паря, полезай-ко теперя на полок!
Дед хлестал основательно, и Терентий долго не смог вытерпеть. Отвык. Не выдержав «трепки» и жгучести душистого воздуха, он соскользнул вниз, задыхаясь, выскочил в предбанник и, оставляя на полу мокрые следы, подбежал к двери. Распахнул ее настежь и стал смешно глотать полным ртом свежий воздух – такой приятный, как студеная ключевая вода. Через пару минут Терентий, обессиленный и умиротворенный, плюхнулся на скамью.
– Усе, деда… Кажись, хватит!..
– Не-не!.. Теперя самое время пришло, – сказал дед, доставая с полки бутылку темного зеленого стекла и открывая пробку. – Давай, унучек, промну малость… И жилки и косточки твои. По первой пихтовым маслом. Пихта она, знашь, пользительна для нашего существа. Пихта силу дает и крепость. А потом барсучьим салом, чтоб хворь не брала и здоровьем крепчал ты…
Снова вернулись в парилку. Терентий расположился на лавке, отдался на произвол дедовским пальцам и ладоням. Руки у деда Мокея цепкие и хваткие, мяли-проминали каждую жилку, каждую косточку, поглаживали да похлопывали, втирая терпкое пихтовое масло, и сладостная приятность теплом растекалась по всему телу.
– Ить три года, почитай, не видилися… А ты, унучек, ничаво. Покрепчал! В полную силу вошел… Повернися-ко на бочок! Так-так, мясо наросло и жилы укрепилися… Грудь разотру ишо… На пользу служба пошла, на пользу…
Терентий блаженно улыбался. Дед трудился без устали. Под его руками тело становилось легким, невесомым. После жесткого пихтового масла барсучий жир казался мягким и ласково-нежным. Ладони деда шелковисто скользили по спине, по пояснице, от них распространялось какое-то сладкое, убаюкивающее тепло, такое родное и долгожданное, словно через дедовские руки вливалась, входила какая-то успокаивающая сила, нужная для будущей