The Взгляд. Евгений ДодолевЧитать онлайн книгу.
говаривали, все под одним «останкинским одеялом». На самом деле, нравы в теле-тусовке не отличались от среднеотраслевых (если говорить о советский и/или постсоветской богеме). В кино-бомонде или у цирковых, как мне кажется, было даже круче. Я не берусь анализировать нынешнюю ситуацию, просто не в курсе (мне неинтересно). Но из песни слова не выкинешь. Тогда было так. Речь не о какой то девальвации нравов, просто гормон гулял, молодые были. Осуждать, наверное, может лишь тот, кто сам без греха. Это не я.
По качествам душевным и Андрей Разбаш, и Влад Листьев были отменными представителями рода человеческого. Не святыми, но лучше и чище оооочень многих. Помогали ближним. Искренне и бескорыстно. И сохранили главное – способность любить, не калькулируя выгоду. Были людьми. Не на 5 с +, нет, минусы у обоих были. Но оба = на пятерку. Мое мнение.
Тем не менее, если кто-то сумеет убедить меня, что в 90-х в «Останкине» нравы были не такими, как положено, я готов списать все на революционный драйв. Да, это была революция. Не только ТВ-реформа. Со всеми изъянами выжигающего пожара. Много лет спустя, когда в середине нулевых пригласил в единственный политический глянец России – журнал Moulin Rouge – экстравагантного Диму Быкова в качестве главного редактора, попросил его написать для экспериментального издания опус на условную тему «sex + революция». Цитирую:
«Революционная практика, как писал еще Ленин, всегда привлекательнее теории… И любому, кто займется формированием настоящей молодой оппозиции в России, придется его как-то решать. Да и не в оппозиции тоже надо думать о подобных вещах – как задумчиво говорил профессор в повести Житинского «Сено-солома», «люди крайне молоды. Не исключена возможность любви»… русская революция пришла не только как социальная, но и как эротическая утопия – осуществлявшаяся, впрочем, главным образом аскетами. Таков наш русский парадокс – двойственная евразийская страна сочетает восточный аскетизм в быту с европейскими разнузданными фантазиями. Собственно, это отражение генеральной двойственности всего нашего быта: живем мы как азиаты, но мыслим и мечтаем как европейцы.
Стадное чувство срабатывает в обоих ипостасях. Вопрос о том, следует ли революционеру воздерживаться от бурного секса или только им и подзаводиться, на самом деле в общем виде неразрешим. Все зависит от самого революционера. Одного – как Дзержинского – заводит аскеза, другого – как Мао Цзэдуна – возбуждает ощущение власти над женщиной, и только в силу этой власти он становится полновластным лидером революционной массы.
Можно предположить, что азиатская и, по крайней мере, исламская традиция, безусловно, требует полной сосредоточенности на революции – и отказа от любого комфорта, в том числе и эротического; даже мастурбация в таких условиях расценивается как непростительный грех. Однако революционера такого типа удивительно легко перевербовать, и в этом его главный недостаток. Влюбившись как следует, столкнувшись с женщиной, которая повернет его от революционной ненависти