Конец света: первые итоги. Фредерик БегбедерЧитать онлайн книгу.
и рассчитанным на долгий срок службы. Откуда же желание избавиться от столь успешного продукта? Я сам сварганил восемь бумажных романов, потому что еще во что-то верю. Я убежден, что роман спас меня, подарив иллюзию порядка в окружающем хаосе. Писатель – это отшельник, создающий для себя общество, но в первую очередь это человек, пытающийся оправдать свое существование: коверкая собственную жизнь ради того, чтобы выдумать иные жизни, он с помощью романа обретает сознание приносимой пользы, обозначает свое присутствие, получает ощущение упорядоченности. Он сочиняет чужую жизнь и выходит из нее победителем, чувствуя себя в ней уютнее, чем в собственной. Даже не будучи полностью автобиографическими, мои романы заставили меня узнать, кто я таков на самом деле. Это нечто вроде психоанализа, только обходится дешевле, а выглядит нелепей, – выздоровления не наступает. Роман усугубляет болезнь. Роман – это всегда работа над ошибками. Для меня роман – оправдание тому, что я не стал самодовольным кретином. Будет ли то же самое справедливо по отношению к роману в электронном виде? Неужели вы без дураков считаете, что с тех пор, как МР3 вытеснил диски, вы продолжаете слушать музыку с тем же вниманием? Разве доступность, сиюминутность, универсальность и бесплатность не отбивают у нас аппетит? Давайте-ка вспомним о таком восхитительном действе, как поход в книжный магазин; ты роешься на полках или стоишь перед витриной, вожделея ту или иную книгу и пока не обладая ею. Роман доставался нам как своего рода награда: пока он не существовал в цифре, его приобретение требовало от нас физических усилий. Надо было выйти из дому, отправиться в определенное место, где тусуются одинокие мечтатели, отстоять очередь, вынуждая себя улыбаться незнакомцам, страдающим тем же заболеванием, что и ты, а потом донести свое сокровище – в руках или в кармане – до дому, до метро или до пляжа. Бумажный роман волшебным образом преображал социопата в светского человека, а затем снова в анахорета, заставляя его на краткий миг – совсем ненадолго, но все же! – столкнуться нос к носу с самим собой. Бумажный роман создается не так, как вордовский файл. На бумаге нельзя читать, кликая мышкой. Писать ручкой – не тюкать по клавишам. Письмо и чтение на бумаге отличались медлительностью, сообщавшей им известное благородство: нивелируя все формы письма, экран делает их взаимозаменяемыми. Гений низводится до ранга простого блогера. Лев Толстой и Катрин Панколь тождественны друг другу, включены в один и тот же объект. Экран применяет на практике учение коммунизма! Все – под одной вывеской, всё – одинаковым шрифтом: проза Сервантеса уравнивается в правах с Википедией. Любая революция стремится к одной цели – уничтожить аристократию.
Рассмотрим конкретный пример – чтение в самолете. Перелистывая страницы бумажного романа, мы могли во время полета подсмотреть название книги, которую читала симпатичная соседка. Теперь, когда она читает на планшете, мы видим только логотип в форме надкушенного яблока. Лично мне гораздо больше