Русские своих не бросают: Балтийская рапсодия. Севастопольский вальс. Дунайские волны. Александр ХарниковЧитать онлайн книгу.
в гипсе, но удалось обойтись без хирургического вмешательства. Только ненадолго – даю тебе на все про все только пять минут.
– Побойся бога, Леночка, – взмолился я. – Дай хотя бы десять. А еще лучше – пятнадцать!
– Десять минут, и ни секунды больше. И без камеры. – Леночка стояла насмерть, как спартанцы царя Леонида. – И не упрашивай. А то вообще не пущу.
– Ты мне друг или как? – я попробовал уломать ее и выпросить дополнительно хотя бы пару минут.
– Поэтому я и пренебрегаю своим врачебным долгом, – сказала как отрезала Лена. – Иди, в коридоре увидишь Сашу Николаева – ну, ты помнишь его, курсант из Якутска, учится в ВМА – и покажешь ему вот это, – она нарисовала на бумажке несколько загогулин. Эх, что в Америке, что здесь врачей, похоже, учат писать так, чтобы никто посторонний не смог разобрать ни слова. Прочитаешь так – написано аспирин, прочитаешь этак – цианистый калий. Самое интересное, что провизоры в аптеке прекрасно читают все эти иероглифы!
Я постучал и, получив разрешение, вошел в небольшой больничный кубрик. Койка поближе к двери пустовала, хотя там уже была прикреплена карточка с надписью по-английски «Альфред Черчилль».
Однако! Какая редкая птица залетела к нам…
На койке у окна, тьфу ты, у иллюминатора лежал человек с поднятой кверху загипсованной левой ногой. Правая его рука тоже была в гипсе.
– Здравствуйте, – сказал я по-английски. – Меня зовут Николас Домбровский, и я журналист.
Загипсованный встрепенулся.
– Так вы янки? – спросил он с удивлением. – Акцент у вас странный, немного похож на нью-йоркский.
– Я с Лонг-Айленда, – у меня было мало времени, чтобы объяснить ему о том, что янки я лишь по месту рождения.
Мой собеседник рассмеялся.
– Мне довелось учиться в колледже Нью-Джерси, и я много раз бывал в Нью-Йорке. Знаете, там уже железная дорога есть, три часа – и ты уже в городе.
Я не стал ему говорить, что когда я учился в том же учебном заведении (которое в мое время уже называлось иначе), до города ехать было час – конечно, нужно было сначала доехать до самой станции. Но я решил не делиться с ним тем фактом, что мы с ним из одного университета. Ведь тогда пришлось бы объяснять, кто я, и почему он обо мне и не слыхал – а в его время университет был весьма мал и все всех знали.
Тем временем мой однокашник продолжал:
– Меня зовут Джеймс Арчибальд Худ Катберт. Я из Саванны, точнее, из-под Саванны в Джорджии. Можете называть меня просто Джимми – так делают все.
Я пожал, как мог, гипс на его правой руке и сказал:
– How do you do![5] Зовите меня просто Ник.
Джимми ответил мне с улыбкой:
– How do you do!
Потом он вдруг перестал улыбаться и спросил у меня:
– Скажите, Ник, а что с моими кузеном и сестрой?
– Ваша сестра, к счастью, выжила и, насколько я слышал, особо не пострадала. Вроде ушибы, не более того. А вот ваш кузен, скорее всего, погиб – кроме вас двоих, в живых остался только хозяин яхты.
– Хороший
Эта фраза когда-то означала «как дела?», а позднее превратилась во что-то типа «очень приятно» и использовалась только при знакомстве, да и то еще до моего рождения.