Дети Арктиды. Северные истоки Руси. Александр ТулуповЧитать онлайн книгу.
самом «хлебе» есть еще один принципиальный энергетический пороговый барьер: земледелец почему-то не выбрал простой и логический растительноядный путь – собрать и съесть что растет, например морковку или банан. Он именно земле-«делец», он выбрал самый затратный и трудоемкий путь возделывания злаковых, хлеб надо не только вырастить (а значит, выкорчевать лес, вспахать, посеять, проборонить), его надо сжать, обмолоть, выпечь. Это все до сих пор называется «страда», от того же корня, что и страдать. С очевидностью можно утверждать, что зерновое питание на вершине пирамиды энергетических и человеческих ресурсов. Почему был выбран максимально затратный путь – это отдельная загадка, и мы поговорим о ней позднее, но возвращаясь к главному вопросу – какой идиот охотник или скотовод согласится поменяться с крестьянином? «Естественное» преобразование плотоядного охотника в растительноядного земледельца представляется антинаучным абсурдом. Переход от охоты к зерновому земледелию не имело ни эволюционной, ни практической и вообще никакой целесообразности и мотивации. Это ничем другим, как тем, что изначально это были разные типы, точнее, человеческие виды, объяснить нельзя. Также утверждается в Бытии: был Каин, и был Авель. И, кстати, это Каин-земледелец был первенцем, и если и было какое-то естественное преобразование, то скорее это Каин обленился, «пал», и стал охотником. Или из-за падения до скотоложества с неандертальцами и кроманьонцами стал одним из них, только чуть умнее, заменив охоту на скотобойню.
Пришло когда-то время первой «производственной революции», перехода от присваиваемой формы к производящей. Собиратель вершков и корешков стал пахать и сеять, охотник на мамонта и кабана стал ставить загоны. Но мало что изменилось до сих пор, земледелец любит по-прежнему собирать ягоды и грибы, охотник лишь сменил копье на карабин с оптическим прицелом. Однако есть и нюансы: собирателю проще было перейти от поиска диких корней к выращиванию их на своем участке, такой переход был естественным и логичным, менее затратным. Охотнику было сложнее, из-за того, что он «присваивает» чужую жизнь, это уже инстинкт, другая кровь и другая генетическая установка, в частности отсутствие до сих пор гена, ответственного за синтез определенных аминокислот, из-за чего он вынужден потреблять их с чужой плотью. То, что это инстинкт, подтверждает следующий факт: до сих пор существует некая неандертальская раса «присваивателей»-охотников, они везде, это и мясники, и банкиры, и воры, и президенты. Хотя сама охота давно потеряла первоначальный смысл, пища в магазине есть любая, и она обходится дешевле, чем охота, но охота – инстинкт, потому что они убивают ради удовольствия, ради радости крови, ради того, чтобы назвать убитое животное мое.
Убийство человека человеком абсурдно. Можно еще понять каннибализм, для плотоядного в буквальном смысле не так принципиальна разница между человечинкой и свининкой, хотя даже среди хищников такое редко встречается. Зато с разумной точки зрения все очень