Сталинград. Том третий. Над нами мессеры кружили. Андрей Воронов-ОренбургскийЧитать онлайн книгу.
удержать в узде близкие слёзы. Их сердца обливались кровью, взирая на оставленный врагом выжженный след. Уж кто-кто, а они с колыбели, с песнями – сказами матерей, впитали в себя любовь к трудовому, крестьянскому хлебу.
…Всходит копьеусая пшеница, изумрудной стрелой; через месяц другой длинноклювый, востроглазый грач хорониться в ней с головой, аки чернорясник в затворе, шиш увидишь; а она, пшеница – кормилица, набирается из земли соков да сил, покуда не выколосится; позже набрав стать, зацветёт, золотая пыль плотно покроет стройный колос; набухнет зерно, как бабья грудь, кормящая дитя, – пахучим и сладким молоком. Э-эх, в прежние времена выйдет хозяин в поле – дивная красота, не нарадуется. Случалось, конечно, что откуда ни возьмись, забредал в хлеба табун скота…Беда!
«Ах, чтоб вас холера свалила, гривастое семя…вместе с вашим пастухом – дурносопом!» Ископытят хвостатые, в пахоть затолочат грузную медь колосьев. Там, где валялся табун, – дюжие плешины примятого, потравленного хлеба…То горько, но по-житейски понятно, выпадает такая беда на крестьянскую долю…Но то, что низали крестьянские глаза здесь, не лезло ни в какие ворота…Дико и страшно было глядеть. Нет, ни круговины, ни сажени примятого хлеба, ни мысы залысин в жнивье…а многие сотни гектаров, напрочь выжженной земли, были изрыты воронками бомб и снарядов, варварски изрубцованы гусеницами многотонных танков и бронемашин, ископычены тысячами вражьих сапог и превращены в одну без конца и начала обугленную развалину…
– Сучьи выродки!..Ни себе, ни людям!..Испепелили, испоганили всё вокруг… – олютело, срамно матерились бойцы. Пусто т одичало, как на заброшенном, задубелом на солнце току было и на душах солдат, после увиденного…
Но Бог не без милости, на радость стариков – станичников, баб и детей, много колхозной пшеницы уцелело. По сему, по решению Военного Совета Юго-Восточного фронта незначительная часть войск в авральном режиме была направлена на срочную уборку урожая.
От 100-й дивизии, ожидавшей пополнения, в помощь донским хлеборобам тоже были выделены некоторые тыловые подразделения и одна батарея из 408-го отдельного истребительного противотанкового дивизиона.
Сказано-сделано. По холмистой степи, до сизой черты горизонта, копошились служивые. Мирно стрекотали, чечекали ножи косилок, бугрилась снопами скошенного хлеба степь. Передразнивая погонщиков подвод, свистели на лысоватых кургашах щекастые сурки.
* * *
Утром следующего дня, после встречи с комбатом, майор Танкаев поднялся чуть свет. С нутра воротило. В голове шумел вчерашний ядрёный хмель, путались разговоры, пересохшее горло, ей-ей казалось голенищем ялового сапога. «Твою мать…»
Цепляясь плечом за дверной косяк, по пояс голый, он вышел на баз. Почистил зубы золой, окунул несколько раз голову в кадку с холодной водой; поигрывая бицепсами, растёр рушником мускулистый торс, выглотал жадно полчерпака колодезной воды, как будто бы полегчало. Закурил, но сделав пару затяжек, выплюнул початую