Судьба убийцы. Робин ХоббЧитать онлайн книгу.
по десятку раз. Шут шевелил губами, запоминая каждое слово. Он улыбнулся, когда прочел свой любимый сон, о бегущих волках. А когда мы дошли до сна про свечи, Шут вдруг резко вскинулся, выпрямил спину и надолго погрузился в задумчивое молчание. Сон, в котором Би была орехом, озадачил его так же сильно, как меня. В тот день, когда я прочел ему сон о человеке-бабочке, Шут разрыдался.
– О Фитц, у нее и правда был Дар! Был. А они все уничтожили.
– А мы уничтожим их, – обещал я.
– Фитц… – Его голос догнал меня уже на пороге каюты. – А мы точно знаем, что ее больше нет? Когда ты ушел сквозь камни с Аслевджала, то пропал надолго, но в конце концов появился у Оленьего замка.
– Оставь эту надежду. Меня учили обращаться с Силой. Я выбрался. Би никто не учил, никто не объяснял, как быть и что делать, ее втянули в камень в цепочке таких же невежд. Мы знаем это благодаря Шун. А когда круг Неттл пошел за ними, то не нашел никаких следов. Ее больше нет, Шут. Ее разметало, и ничего не осталось. – Жаль, что он заставил меня произнести это вслух. – А нам осталась лишь месть.
Я плохо спал на борту Смоляного. Это было почти то же самое, что пытаться заснуть на спине огромного зверя, о присутствии которого мне не давал забыть Дар. Когда-то я часто укладывался в обнимку с Ночным Волком; он прижимался спиной к моему животу, но с ним мне было только спокойнее, потому что тонкое чутье Ночного Волка передавалось мне, позволяя улавливать, что происходит вокруг. С ним я всегда спал крепко. Смоляной – другое дело. Он был отдельным от меня существом. Попробуйте-ка заснуть под чьим-то немигающим взглядом! Нет, от него не исходило угрозы, однако я постоянно чувствовал его присутствие и от этого не мог расслабиться.
Вот почему я часто просыпался и не мог заснуть посреди ночи или в серых предрассветных сумерках. Рассветы на реке Дождевых чащоб были странные. Стены деревьев по обоим берегам не давали увидеть ни восхода, ни заката. Днем только сверху лился солнечный луч, и мы плыли в этой полосе посреди лесного сумрака. Но мое тело чувствовало приближение рассвета, и тогда я часто просыпался и выходил на тихую, влажную от росы палубу и стоял, слушая обманчивую тишину пробуждающегося леса вокруг. Я находил умиротворение в этих предрассветных часах, даровавших мне относительное уединение, насколько оно вообще возможно на борту корабля. У швартовых всегда дежурил кто-то из матросов, но они большей частью уважали мое желание побыть одному.
Однажды я стоял так у левого борта, глядя назад, туда, откуда мы плыли. Кружку горячего чая держал двумя руками, чтобы согреться. Я легонько подул на нее и полюбовался, как клубится пар. И уже собирался отпить, как услышал за спиной легкие шаги.
– Доброе утро, – сказал я Спарк, когда она подошла.
Я не повернул головы, чтобы взглянуть на нее, но если она и удивилась тому, что я заметил ее приближение, то виду не подала. Спарк встала рядом со мной и положила руки на планшир.
– Не могу сказать, что сожалею о том, что сделала. Это было бы неправдой.
Я отхлебнул чая.
– Спасибо