«…Так исчезают заблуждения». Том 1. Владимир ЛеоновЧитать онлайн книгу.
победы на физических полях сражений, а он – на полях душевных.
Пушкин это понял и этим воспользовался: «Мой ум упорствует, надежду презирает…»
Для него, прежде всего, существовал человек – живой, антропофил, конкретная явь сущего и – земля, геофилия, на которой он работает. Дабы однажды, канув в Лету, смотреть пращуром с небес на мир землян.
Печать исторической эпохи лежит на всех делах Пушкина: обычный человек с его естественным стремлением к счастью, наслаждению и беспощадная страсть к творчеству; порой она сводит на нет все личные желания…
В поэзии – божественный, мудрый и сердечный. Явления, протекающие энергично и постоянно в его собственной натуре, вместившей не только мир русского, но и человечества русского.
Да, музе своей служил всегда с чувственным благородством; всю свою короткую мятежную жизнь стоял перед Ней в почетном карауле и выплатил сполна дань всем великим явлениям, образам и мыслям, всему тому, что чувствовала и вынашивала в себе Россия. Так свежо и целомудренно страстно им произносилось и горячо объяснялось.
Он не имел поражения, потому что защищал Цивилизацию. Идею мира. Пестовал будущее. И никто уже не сбросит его с пьедестала триумфатора, пьедестала властителя дум.
Такой силы воли и такого безбрежного воздействия на пробуждение, ум и совесть человека Россия не знала, не видела и не чувствовала еще! Физическая реальность, но «бесконечная», «бессмертная», «нет вообще подобия».
И, как робкий росток первоначала личности, пробивается в душу нам пестернаковское: « О совесть,… Я б штурмовал тебя, позорище мое!»…
Этого пьянящего шипящего словесного изобилия, когда поневоле русский человек сам начинал думать яркими образами, возвышенными эмоциями, чувствовать «кончиками пальцев всю красоту мира» и говорит… стихами.
Его лирой была потрясена вся Русь.
Пушкин сделал русское слово последним шансом на обновление и страсть, и тем ключом, который открывает врата нашей истории и надвременного бытия. Этим русским словом, как самой грозной и безмерной силой, Пушкин опоясал границы нашего земного бессмертия.
Сильное, ритмически выдержанное, победительное русское слово, и при том – проникновенное, трогательно и задушевное.
А. Н. Толстой препарировал пушкинский меморандум русской словесности следующим суждением: «Русский народ создал язык, яркий, как радуга после весеннего ливня, меткий, как стрелы, певучий и богатый, задушевный, как песня над колыбельной».
Да! А Пушкин, словно Ганимед, вылил на головы современников полный ковш этот магического напитка, «амброзии», под названием «русская словесность» – с его мифологической функцией давать вечную молодость и бессмертие, тем самым превратив русский язык в исповедь народа.
Он был болен Россией, болен с рождения и до последнего вздоха на смертном одре; и Россия была изумлена этой благородным недугом и прощала ему, вынянченному в своих недрах любимому чаду, все противоречия, контрасты, взлеты и падения.
Он