Иерусалимские дневники (сборник). Игорь ГуберманЧитать онлайн книгу.

      Мне близкий друг принёс вино,

      чтоб тонкий вкус во мне копился,

      меня растрогало оно,

      и грубым виски я напился.

      Муза тихо бесится, ища,

      чем и как поэта взволновать,

      а его, гулящего хлыща,

      девка затащила на кровать.

      Кто своей персоной увлечён,

      с пылкостью лелея дарование,

      рано или поздно обречён

      на тоску и разочарование.

      Когда был молод и здоров,

      когда гулял с людьми лихими,

      я наломал немало дров —

      зато теперь топлю я ими.

      Домашним покоем доволен,

      лежу то с журналом, то без,

      и с ужасом думаю: болен

      во мне проживающий бес.

      С работой не слишком я дружен,

      таскать не люблю я вериги,

      но это наркотик не хуже,

      чем выпивка, бабы и книги.

      Браня семейной жизни канитель,

      поведал мне философ за напитком:

      супружеская мягкая постель —

      мечта, осуществлённая с избытком.

      Характер наших жизненных потерь

      похож у всех ровесников вокруг,

      утраты наши – крупные теперь:

      обычно это близкий старый друг.

      Совсем не зная, что частушки —

      весьма опасная потеха,

      я их читал одной толстушке,

      толстушка лопнула от смеха.

      Хотя предчувствие дано

      и для счастливых потрясений,

      в нас ограничено оно

      шуршаньем тёмных опасений.

      Реальность соткана из истин

      такой банальности,

      что дух, который не корыстен, —

      изгой реальности.

      А пока тебе хворь не грозит,

      возле денег зазря не торчи,

      нынче девки берут за визит

      ровно столько же, сколько врачи.

      Натолкнувшись на рифму тугую,

      подбираю к ней мысли я строго —

      то одну отберу, то другую,

      и от этого думаю много.

      Любви жестокие флюиды

      разят без жалости и скидок,

      весною даже инвалиды

      себе находят инвалидок.

      На небо в полной неизвестности

      подобно всем я попаду,

      сориентируюсь на местности

      и вмиг пойму, что я в аду.

      Иллюзия, мираж и наваждение —

      такое оптимизму подаяние,

      такое для надежды услаждение,

      что больно, когда гаснет обаяние.

      Ручьи весенние журчат,

      что даль беременна грозой,

      на подрастающих внучат

      старушки смотрят со слезой.

      Самые великие открытия,

      истину даруя напрямик,

      делались по прихоти наития,

      разум подменявшего на миг.

      Есть люди, чьи натуры певчие —

      пушинки