Церковь и политический идеал. Алексей Михайлович ВеличкоЧитать онлайн книгу.
понимания человеческой личности, нельзя не признать, что даже в самом «справедливом» обществе равенство позитивных прав, дарованных каждому гражданину «свободным народом», никогда не исключает ситуацию фактического неравенства, поскольку даже правосознание «лучшей» части общества может не достигать высоты нравственного и правового сознания отдельных индивидов.
Даже в этом гипотетическом состоянии, когда «цель достигнута», мы вынуждены будем признать, что идеальное общество должно иметь в своей основе ориентир на «среднего», «простого» человека, совершенно игнорируя группу с более высокими запросами. Далее, можно ли признать, что «мое», т.е. общенародное, правовое и демократическое государство, где нет места тиранам и монархам, изначально не может не ограничивать мои права? Признать этот дуализм – значит поставить под сомнение либо саму идею «естественного» права, либо, напротив, целый ряд других начал, которые лежат в самом основании учения о правовом государстве: идею народоправства, веру в возможность построения справедливого общества и т.д.
Конечно, отрицать последнее для либеральной доктрины не представляет никакой возможности, тем более что в результате некоторых политических экспериментов вера в абсолютный характер новой этики и возможности ее практической и непосредственной реализации как нормы действующего публичного права не могла не быть существенно подорвана. Мы имеем в виду факты многочисленных репрессий и террора, который буквально преследовал становление народного государства – Французской республики в ходе революции 1789—1794 гг.202
Между тем именно характер революционных исканий, тот резонанс, который они создали в политической жизни других стран, и эффект, произведенный ими в практической общественной жизни, приводят в скором времени к тому, что абсолютная вера в политические идеалы начинает быстро утрачиваться. Признавать абсолютный характер этических норм уже никто не решается.
Повидимому, именно эти обстоятельства имел в виду П.И. Новгородцев, когда писал: «Во второй половине XIX в. политический энтузиазм оказывается уже изжитым. Но почему? Что случилось?.. За всеми… частными разочарованиями стоит одно основное: перестали верить в чудодейственную силу политических перемен, в их способность приносить с собой райское царство правды и добра»203.
В последующем времени идея «естественного» права претерпела серьезные изменения, и хотя ее новое выражение в немецкой науке дало невиданный творческий ренессанс, но не столько разрешило старые проблемы, сколько пробудило новые: в «должном праве», т.е. правовом идеале (Канта)204, характере мирового закона разума, вечной идеи, проявляющейся в историческом развитии положительного закона (Гегеля)205 и т.д.
Последняя, на наш взгляд, серьезная попытка реставрации естественноправовой доктрины имела место
«Но, конечно, не осуществление христианства или чеголибо земного замечаем мы в этом царстве террора, в этой Французской революции, завершением которой он является, – писал Томас Карлейль (1795—1881). – Скорее, мы видим разрушение всего, что может быть разрушено… Как деятельны революционные комитеты! Арест за арестом следует быстро, непрерывно, сопровождаемые смертью… Гильотина и «рота Марата» в вязаных колпаках работают без отдыха, гильотинируют маленьких детей и стариков. Как ни быстро работает машина, она не справляется с массой работы; палач и его помощник выбились из сил и объявляют, что человеческие мускулы не в силах больше выдержать. Приходится прибегнуть к расстрелам… Когда Демулен предложил свой Комитет милосердия, в 12 парижских тюрьмах сидело 5 тысяч человек. С тех пор число это постепенно возрастало и дошло уже до 12 тысяч… Наверное, никакое человеческое жилье или тюрьма не сравнялась бы в отношении грязи и отвратительного ужаса с этими двенадцатью арестными домами… А тюрьмы все более и более наполняются, и все быстрее работает гильотина. По всем большим дорогам тянутся партии арестованных, направляемых в Париж»
См. об этом: