Иконописец. Премия им. Ф. М. Достоевского. Борис АлексеевЧитать онлайн книгу.
остыть от сладостных ожиданий кожу тысячи колких ледяных игл.
От всего случившегося, вернее, не случившегося Венедикта парализовало. Парализовало не физически, но интеллектуально – он перестал что-либо понимать. В его самоощущениях по отношению к окружающему миру наступил тот самый (первый!) «период размытых смыслов», об одном из которых наш герой беседовал с Альтер эго «пару страниц назад».
Первый период самонепонимания пронёсся, как вихрь, по Венечкиной биографии. И не удивительно, что наш герой отреагировал на сей «природный катаклизм» вполне традиционным (оригинальным) для себя образом – он принял решение бросить институт, пойти служить в армию и как с чистого листа «начать» жить сначала.
Молодость редко находит в себе силы задержать бег (или падение) и поразмыслить над собственной судьбой. Падение часто представляется ей взлётом, ведь молодость доверчива к грёзам и слепа к житейским обстоятельствам.
Кто не испытывал подобных периодов? Смысл бытия внезапно теряет привычную убедительность. Предпосылки счастливой жизни рассыпаются, как недостроенный карточный домик, на который «чья-то заботливая рука» вылила сладкий сироп, обещанный «строителю» по завершении дела. В итоге ум выглядит как груда липких игральных карт, не подлежащих ни разбору, ни дальнейшему разумному употреблению.
Человек, умудрённый житейским опытом, знает: новые карты взамен испорченных никто ему не выдаст. «Ничего не поделаешь, надо жить дальше…» – тяжко вздыхает он и приступает к реставрации карточных изображений. У молодости на подобное кропотливое действие никогда не находиться ни желания, ни времени. «Нарисую ещё!» – восклицает она и устремляется дальше, не зная, что рано или поздно «дорожное начальство» потребует с неё плату за проезд и провоз «негабаритного» багажа…
***
Венедикт стал пропускать занятия в институте и всё более накапливать долги по семинарам и профильным темам. Он понимал, что вязнет в предсессионных нескладушках, но продолжал фолить. По утрам с неким внутренним злорадством Веня прощался с матерью и выходил из дома, но бодрая походка метров через триста расшатывалась и становилась похожа на питейную развалочку никуда не торопящегося интеллектуального сибарита. Он шёл в кино или садился на электричку и уезжал загород. Бесцельно побродив по какой-нибудь лесной просеке, возвращался и, петляя знакомыми переулками, оказывался дома. На вопрос матери «Как дела?» что-то небрежно врал.
Перекусив и прихватив из семейной библиотеки пару томов какого-нибудь симпатичного на вид писателя, Венечка со словами «устал, пойду прогуляюсь» исчезал в сиреневом смоге городского вечера. «Пусть погуляет, – вторила мать, провожая глазами сына, – он у меня молодец – учится!»
Однако Веня шёл «погулять» с определённой целью. В ближайшем книжном магазине он сдавал вынесенный из дома очередной подписной двухтомничек.