Октава. Полина БрейтерЧитать онлайн книгу.
нет того единственного, что мне сейчас нужно. А что мне сейчас нужно? Чтобы взял на руки как маленькую и понес впереди себя, как ребеночка на руках, чтобы укутал в одеяльце и приговаривал надо мною нежные детские ласкающие слова, успокаивающие не смыслом, а голосом, говорящие не о том, что могут услышать другие, – если услышат случайно, – а о том, что руки твои – Дом, гнездышко, мама, надежность, что они никогда не оставят, не покинут, не отпустят. Им никогда не станет в тягость их ноша, они – я, вернее, я – их, я – для них. Но ведь это баловство, это дерзость хотеть такого, такого не требуют, его принимают в дар; а ты ведь и даришь, даришь охотно, вольно, – значит, все-таки все хорошо, все в порядке? И можно быть дома? И петь или слушать колыбельную песню, и любить, и дышать любовью твоею, и купаться в любви и нежности, да? Да?..
«Я к смерти готов». Так сказал мне мой мальчик, когда пришел его час. «Я к смерти готов». И уходил спокойно, достойно. Не со страхом, а с любовью к нам, остающимся. И еще с чем-то, чего я пока ни узнать, ни осознать не умею. Он был готов к смерти. Он, младший, был к смерти готов. А я? Нет, я не готова. Я старшая, но не готова.
Мы не можем отвечать за то, что происходит с нами не по нашей воле. И если происходит страшное, то не обязаны ли мы принимать его, как принимали все прекрасное, все чудеса, которые творились с нами?..
Я твердо знаю одно. Если что-то происходит с нами, значит, так надо.
Глава 2. Ре
Осенний холодок. Пирог с грибами Калитки шорох и простывший чай. И снова неподвижными губами короткое, как вздох: «Прощай, прощай…» «Прощай, прощай…» Да я и так прощаю все, что простить возможно, обещаю простить и то, чего нельзя простить. Великодушным я обязан быть. ‹…› …Прощаю побелевшими губами, покуда не повторится опять – осенний горький чай, пирог с грибами и поздний час – прощаться и прощать.
Я скажу это начерно, шепотом, Потому, что еще не пора: Достигается потом и опытом Безотчетного неба игра.
Я чувствую, как что-то робко касается меня, и боюсь шевельнуться, чтобы это не спугнуть. Что-то, что мне незнакомо уже давно, – что-то похожее на радость.
Что-то происходит с моей душой все это время. Чувствую, что происходит что-то, но не знаю что. Чему-то она учится. Растет ли она? Не знаю, может быть, и не растет, ведь не летает. Может быть, делается мудрее, суровее, добрее. Может быть, очищается от чего-то. Может быть. Не знаю. Узнаю ли? Поживем – увидим… Если поживем…
Почему же все-таки Молитва и Тишина так долго не приходят ко мне, а если приходят, то как-то неуверенно и робко? Я боюсь вспугнуть их и потому так опасаюсь любых слов. Я боюсь, что вместо Тишины будут слова о Тишине. Что будут петь о Тишине, свистеть о