Попытки внести ясность. Андрей СаженюкЧитать онлайн книгу.
того на какую остановку идти, я хотел идти на «Телецентр», а она на «Дом советов». В результате победила она, но молчали всю дорогу до «Дома советов». И в автобус не сел, она уехала одна. Самое смешное, что расстояние-то было то же самое. Обидно.
Три сестры. Почти как у Чехова. Ирина, Ольга, только вместо Маши – Наталья. Мать зовет Ольгу Лялька. Интересно, а почему именно Лялька стала такой уникальной? Мысль важная, но я чувствую, что не в состоянии ее до конца додумать. Быстро становится прохладно. Запах воды, талого снега, мокрых веток. Небо апреля, красное у горизонта и темносинее над головой.
Август, 1977
Ольга вернулась в конце лета и неожиданно пришла в гости. Переступив порог, протянула руку. На ней была красная мохеровая кофта и синяя джинсовая юбка. Она не вспоминала ни мои письма, ни мою срочную телеграмму, как бы была выше этих глупостей. Пошли гулять. Начался дождик, шли, прижавшись, под зонтом; мы не видели друг друга четыре месяца и соскучились. Она рассказывала про Прибалтику, все-таки Прибалтика – это почти заграница. Я ей объяснил, что взял академический отпуск в университете, что работаю на заводе токарем. Прощаясь у ее подъезда, пригласил в кино.
На следующий день мы смотрели японский боевик на самом последнем сеансе в кинотеатре Маяковского. Потом я долго провожал ее домой, обратно шел пешком, трамваев уже не было. Ночью у меня начался жар. Я проболел две недели. За это время город изменился. Пожелтели улицы и парки, начались прохладные, пасмурные, лиловые дни, пока без дождей. Я приобрел коричневый плащ и черную кепку; по дороге с работы, возле кинотеатра «Металлист», в крохотном продовольственном магазине на улице Римского-Корсакова, стал покупать «Беломорканал», перед тем как закурить, постукивал папиросным мундштуком по коробке. Но мой новый образ работяги Ольгу не впечатлял. В сентябре она стала другой. Я вспоминал тот вечер в августе и не мог поверить, что это была она. Кстати, и ту красную кофту я на ней больше никогда не видел. Она закрывалась, уходила в себя. Эта замкнутость, холодность и бесила, и распаляла. Я пытался встречать ее возле института после лекций, внутри меня все клокотало, но я не мог связать двух слов. Как будто срабатывал какой-то предохранитель, и от высокой температуры выбивало речь. Она не пыталась мне помочь. Всем своим видом она как бы говорила: «Я тебя не просила, а ты все равно пришел. Ну так рассказывай. Я вся внимание». Мы молча доходили до ближайшей остановки.
– Спасибо. Дальше не надо, мне сегодня надо заканчивать проект…
Вечерами я ставил пластинку Ивицы Шерфези. Две песни были на русском – «Любите пока любится» и «Вернись, Марианна», остальные на хорватском, поэтому детали были неясны, но общий смысл я улавливал по ключевым фразам – «перви снеги… пусты улици… моя младости, моя любави… остались мо сами у снеги ледяной, ничег бише нема, мраке око нас».
Я понимал, что я ее теряю, что надо что-то делать, но что? Ввиду отсутствия телефона договориться о встрече заранее было сложно, поэтому заявлялся как снег на голову,