Вниз по матушке по Харони. Михаил ЛипскеровЧитать онлайн книгу.
с правой, соответственно, ноженьки. Очень неторопливо сдернула… Медляк… А потом подняла освобожденную ноженьку и белыми рученьками начала ее, белую, поглаживать. От белой пяточки до и выше. А потом пустила на волю левую ноженьку, тоже белую… А потом опустила эти белые ноженьки в воды Харони и Тучи и стала их, как я уже говорил, красиво мыть.
И наши странники стали страдать.
Калика Переплывный стал страдать.
Аглай Трофимыч стал страдать.
Сидоров Козел стал страдать.
И Нупидор тоже стал страдать. Он же тоже человек, в конце концов!
Только Клоп не страдал.
…Треск тестикул стал заглушать пение птиц, гудки отдаленных пароходов, звон колоколов церкви Св. страстотерпицы Пелагеи Никитишны. И все четверо стали рваться к берегу, чтобы…
Только Клоп не страдал. И не рвался.
И все страдали крайне наглядно. Так что люд кошкаревский пришел в состояние крайнего изумления. Потому как Марусенька мыла белые ножки спиной к этому самому кошкаревскому люду, а посему тот и не мог видеть, зачем это и почему, и ему, мол, тоже хоцца. Глянуть. И они стали криком кричать и воплем вопить. Чтобы и им. Но, судари мои, Марусенька не изба на курьих ножках, чтобы к нам передом, а к ним задом. Хотя и зад у Марусеньки также был весьма пикантен и заманчив.
И тут среди кошкаревцев нашелся один бунтарь, который доподлинно знал суть ужасающей пытки Мукосея Кровавича, а именно: вид Марусенькиных ног анфас и влияние этого самого анфаса на анфасы человеческих мужчин. Это был местный пастух Лель-Лели-Лель, который ранними росными утрами выгонял вверенную ему говядину на заливной луг реки Харонь и близко соприкасался с Марусенькиным анфасом, выходящим из пены речной. И самостоятельно давал при соприкосновениях выход страстям человеческим. И вот этот бунтарь с фаллическим символом наперевес выделился из толпы и бросился на… Но Марусенька, девушка относительно скромная, ему скромно наотрез отказала. (Лелю и в «Снегурочке» тоже не обломилось.) И тут Марусенька повернулась к народишку, в результате чего тот пришел в состояние крайнего возбуждения. И стал его публично утишать. Разными способами. А эти герои моего романа стоят себе привязанные – и ну никак! И от этого им совсем невмоготу. Потому как ихнее крайнее возбуждение утишить не можно ни в коем разе и они вот-вот сгибнут в своих оковах от своей всемирной неудовлетворенности. И цель Мукосея Кровавича будет достигнута. О чем он краем разума догадался. Так как остальной разум и тело Кровавича плотно общались с супружницей своей Кровавишной.
И тут!!! Я недаром несколько выше в нашем повествовании ненавязчиво намекнул, что Клоп, в отличие от остальных рекоплавателей, прикован не был и не страдал в половом смысле. Он во время всех перипетий вспомнил мезозойскую культуру, предков своих, клопозавров, кои в те былинные времена сосали кровь у диплодоков и зубы имели безразмерные. И вот, напрягши свою генетическую память, Клоп тихо-тихо, когда наши герои уже были