Знамя Победы. Борис МакаровЧитать онлайн книгу.
то, значит, это «было» в нас и сегодня живет, крепко живет, въедливо и уж об этом «было» «было» не скажешь.
…Взять, к примеру, войну. Ту Большую войну. Народную. С Гитлерюгой проклятым. Всех и каждого она зацепила, окровавила, сколько судеб, жизней поизломала… Сколько лет прошло с тех пор. Тех, кто впритык соприкоснулся с ней, по пальцам пересчитать можно… В книги, в фильмы разные загнали, запечатали мы ее – на вечное хранение загнали, запечатали, в музеи за стекла шкафов и стендов поставили-положили. И каски, пулями, осколками пробитые, там лежат, и пушки, свежей зеленой краской покрашенные, – заряжай – стреляй, – стоят, и котелки помятые солдатские, и портупеи офицерские…
А война ни в книги, ни в фильмы, ни в музеи не вмещается – в народе, среди нас, внутри нас живет. То стоном, то слезой вдовьей, сиротской из глубин сердец на свет прорывается…
Так разве можно сказать о той войне – Большой, да что там большой – Великой, Народной, – что она была? Она есть. Она будет с нашими внуками, правнуками – праправнуками тех солдат, которые сквозь нее прошли, будет…
…Так вот, было это…
Тьфу ты! Какая разница, когда это было…
…К 35 годам я с учетом армейской службы почти двадцать лет трудового стажа имел. Хорошего, крепкого, честно выработанного. Больничные листы у медиков не клянчил. Не прогуливал. Не загуливал. На начальство не рыпался. Поперед батьки в пекло не лез, позади не топтался.
А потому в честь моего тридцатипятилетия или по совпадению с ним дали мне путевку на один из местных курортов. Раньше на курортах я никогда не бывал, а поэтому и по собственному желанию, и по настоянию жены от путевки не отказался.
…Курорт мне понравился. Лес вокруг. Речка. Небольшая, но чистая. Встретили нас, отдыхающих, хорошо. Накормили. По комнатам разместили. Комнаты каждая на два-три человека. Уютные. У каждой кровати тумбочка. На тумбочках в вазочках цветы. Красивые. Правда, бумажные.
Поселили меня с фронтовиком. О том, что он, сосед мой, фронтовик, я сразу понял. На спинке стула пиджак его увидел. На пиджаке – орденские колодки.
Познакомились. Сергей Сергеевич оказался мужиком хорошим, спокойным, без зазнайства. Меня он сразу стал Сынком называть:
– Бери, Сынок, вон ту кровать, у окна. Молодые спят крепко. А я луну, то есть лунный свет, плохо переношу. Сны всякие сразу начинают сниться. Война снится…
…Пара дней ушла на обустройство, на привыкание. И разговоры наши с Сергеем Сергеевичем об этом самом обустройстве, привыкании. Меню обсуждали. На речку глянуть сходили. Процедуры врачебные прошли. В охотку, в новинку пять раз в день к колонке с минералкой ходили, хотя нам врачи злоупотреблять минералкой не рекомендовали.
О войне, о наградах Сергея Сергеевича – ни слова. В то время, мне кажется, все мы – и фронтовики, и тыловики, и их дети – о войне говорили, вспоминали редко. Даже реже, чем сейчас. Почему? Да, наверное, потому, что люди от нее еще не оттаяли, не отошли, как у нас говорят. Каждого навылет пробила она. В каждой семье черным клубочком в темном уголке затаилась… Шевельни