Всё о том, как любить ребенка. Януш КорчакЧитать онлайн книгу.
он провел годы ссылки на Урале, возглавляя там детский дом для польских детей. Среди них были дети расстрелянных в Катыни офицеров. На родину их отпустили только в 1956 году, после ХХ съезда партии. Наша педагогическая академия побоялась пригласить А. Левина – автора многих признанных в Европе книг. В их числе «Триптих педагогический: Корчак, Фрэне и Макаренко». Он приехал по личному приглашению. «Как я устал повторять бесконечно все то же и то же, // Падать и вновь на своя возвращаться круги. // Я не умею молиться, прости меня, Господи Боже! // Я не умею молиться, прости мне и помоги…»
Крутится пленка на старой «Яузе». Как и положено по тем временам, на московской кухне вместе с А. Левиным мы слушали запрещенного А. Галича, его поэму о Януше Корчаке «Кадиш»: «Шевелит губами переводчик, // Глотка пересохла, грудь в тисках, // Но уже поднялся старый Корчак // С девочкою Натей на руках».
Профессор оживляется: «Я тоже помню эту парализованную девочку, и мне приходилось ее носить…» Я вздрогнул. Историкам понятно это ощущение, когда внезапно осознаешь, что знаком со своим героем, в данном случае с Корчаком, через одно рукопожатие. «Знаменосец, козырек заломом, // Чубчик вьется, словно завитой, // И горит на знамени зеленом // Клевер, клевер, клевер золотой». Мы продолжаем старый варшавский спор о мифе, который не должен заслонять человека. «Едва ли, – говорит профессор, – обессиленный в гетто Корчак был в состоянии построить «Дом сирот» в колонну и развернуть знаменитое зеленое знамя – символ детства».
Но миф в его высоком значении, обнажающий метафизическую суть трагедии, так просто не отбросить. Послушайте, как точен А. Галич: «Может, в жизни было по-другому, // Только эта сказка вам не врет, // К своему последнему вагону, // К своему чистилищу-вагону, // К пахнущему хлоркою вагону // С песнею подходит “Дом сирот”».
Может, в жизни было по-другому. Только эта сказка нам не врет! Какая, в сущности, разница, шел Корчак во главе колонны с парализованной девочкой на руках или его самого несли на носилках. Сегодня достоверно известно, что его могли вывести из гетто и предлагали этот вариант, но педагог принял решение остаться с детьми до конца.
Для этического подвига такого масштаба нужны надежные основания. Не только для того, чтобы достойно испить чашу до дна, в не меньшей мере – чтобы жить. Видимо, из тех же источников внятная педагогическая позиция стоического оптимизма Януша Корчака, сохраняемая на протяжении всей жизни, при любых ее драматических поворотах. Печаль и труд – так определил он суть своих воспитательных усилий. Но это лишь видимая сторона жизни. Куда сложнее экзистенциальное постижение его личности.
Детство и старость, бессилие и бунт, жалобы и раздумья, радость и творчество – регистрация состояний человеческого духа? Корчак, как никто другой, обладал чувством эмпатии – умением вжиться, вчувствоваться в другого человека, мог «слышать шепот умерших и живых».
Он сам – целый мир: художник, ученый, простолюдин, но главное – ребенок. А. Галич это почувствовал: «Окликнет эхо давним прозвищем, // И ляжет свет покровом пряничным, // Когда я снова стану маленьким, // А мир опять большим и праздничным».
P.S. Есть мифы и