Самозванец и гибельный младенец. Станислав Казимирович РосовецкийЧитать онлайн книгу.
называются. За стеной топят, весь дым там остается…
– Это как в бане, да?
– Пожалуй, как в бане. А здесь тепло – и никакого тебе дыма. У меня тут большие люди останавливались. И знаешь кто – даже сам царевич Димитрий. Его царское величество. Вот!
– Это его, этого самого Димитрия-царевича люди убили всех моих родичей? – насупился Бессонко.
– Царевич не знал об этом, – нахмурилась и корчмарка. – Наш государь очень-очень добрый. Если бы узнал об их преступлениях, он бы злодеев сам повесил. Да они и без суда царского давно уже убиты. После иноземцев-душегубов осталось кое-какое добро, нам с тобой его надо будет по совести разделить.
– И оружие тоже? – загорелись у Бессонка глаза.
– И оружие есть, и седла, и лошади тоже ждут своего часа. Зачем откладывать, если можем и сейчас о твоем наследстве поговорить? Мне, поверишь ли, чужого не нужно, тем более что крови много на нем.
– А мне показалось, что чиста от крови одежда в сундуке, – удивился тут Бессонко и себя оком окинул.
– Это на тебе рабочие рубаха и портки, – усмехнулась Анфиска. – А одежды, с убитых иноземцев снятые, тоже давно помыты и вычищены, дыры и прорехи на них заштопаны и зашиты. Лежат они в дальнем сундуке вместе с праздничными одеждами покойного мужа моего, проветренные добре и сухой полынью от моли пересыпанные. Настоящей крови нет уже на них, просто поверье есть, что принадлежавшие злодеям вещи приносят несчастье.
– Понятно.
– Вот и добре, что понятно тебе, – и хозяйка повернулась к Спирьке. – Вишь, напрасны были страхи твои – и разумен, и говорлив оказался лесной выходец.
– Да вроде бы так, – с неохотой согласился Спирька и кашлянул в кулак. – Права ты, пожалуй, хозяйка. Соображает парень быстро, тут ничего не скажешь. Вот только дури в голове много.
Тут раздался осторожный стук в дверь, она тотчас же отворилась, и явился в ней круглолицый и черноусый мужик в щегольском, однако потрепанном польском платье. На груди у него, к ремешку прикрепленная, висела вроде как половина деревянной луковицы с обрезанным стеблем, вдоль всей ее длины натянуты тонкие темные нити. Мужик сделал общий поклон, уставился на Анфиску – и доброе, мягкое лицо его с ямочкой на подбородке скривилось в умильной улыбке. Он провел по нитям рукой, послышались уже знакомые Бессонку звонкие и одновременно певучие звуки. «Да это же лютня!», – догадался паренек. Мужик встряхнул головой и запел:
Зайонц собе седзи под медзон,
А мышьливцы о нем не ведзон…
Анфиска махнула на певца ручкой, попросила ласково:
– Ты поди пока, поди, Рысь, у нас тут семейный разговор. Потом споешь мне свои песни, потом.
Стукнули-грюкнули двери, замолкло в проходе бренчанье лютни.
– Вообще-то его надо называть паном Рышардом. А вот если по-домашнему, тогда Рысем, – тут Анфиска всплеснула руками и легко поклонилась Бессонку. – Прости меня, глупую бабу, что забыла тебя спросить, как зовут.
– Меня Бессоном