Ущелье Али-Бабы. Ланиус АндрейЧитать онлайн книгу.
еженедельнике. Автор статьи, столичный журналист Г., рассказывал задним числом о своем пребывании в хозяйстве Мирзоева уже на исходе советских времен.
Немалое место Г. уделял тому впечатлению, которое произвел на него сам Мирзоев. Дескать, типичный азиатский раис. Невысокий, пузатенький, бритоголовый. В тюбетейке, несмотря на европейский костюм. Далее журналист отмечал остроту его ума и деловую сметку. Хозяйство он создал высокорентабельное – без малейшей натяжки. Во всё вникал, всё держал под контролем: хлопок, виноградники, отары, консервные цеха, ремесленные промыслы… Всякую мелочь пускал в ход, Отходы перерабатывал… Завоевал всесоюзный авторитет. Сохранились фотографии, на которых «Ильич Второй» отечески похлопывает его по плечу. В родной республике Мирзоева побаивались. По сути, он был местным царьком с глобальными замашками, но при этом, подчеркивал Г., ссылаясь на очевидцев, за всю свою жизнь не произнес ни единого слова против действующей власти (по крайней мере, публично) – ни на партсобраниях, ни в кругу приближенных…
Впрочем, не буду пересказывать содержание весьма пространной статьи, занявшей полторы полосы большого формата.
Перейду к эпизоду, связанному с Джамалом, эпизоду, который я перечитал дважды.
…Г. «высадился» в Ак-Ляйляке в составе целого журналистского десанта. Работники пера прибыли в этот образцово-показательный кишлак для освещения семинара по обмену передовым опытом. Разместили их в уютном доме гостиничного типа посреди ухоженного сада – с аллеями, клумбами, фонтанами и скульптурами мифологических героев восточных сказок. Настоящий курорт на фоне коричневых отвесных стен ущелья! Принимали гостей великолепно. Каждый день – плов, шашлык, манты, горы фруктов и овощей, коньяк и вино – рекой. А дынями – величиной с годовалого кабанчика – журналисты буквально обжирались, признается Г.
До падения Мирзоева оставалось еще три года.
Мероприятие закончилось, и пишущий народ начал разъезжаться по домам. Рейсы у всех были заказаны на разное время. И уж так получилось, что в последнюю ночь Г. остался в курортном домике один. Не считая, понятно, обслуги. А обслуживали гостей почему-то молодые, крепкие, как на подбор, парни. (То ли восточная традиция, то ли за капризными гостями присматривали нукеры из конно-спортивного клуба, подумалось мне.) Лишь садовник, что возделывал клумбы, был древним стариком – в темно-синем стеганом халате, подпоясанном многократно свернутым шейным платком, в тюбетейке, словно пропитанном потом, с пергаментным лицом, состоящим из тысячи морщинок. Дни напролет он махал кетменем, то пропуская воду в бороздки, тщательно спланированные им же, то снова перекрывая эти маленькие каналы. И всё это – под палящими лучами, когда даже асфальт прогибался, как резиновый. Старик совершенно не говорил по-русски.
Этого садовника Г. приметил еще в первый день своего пребывания в кишлаке.
Тогда для почетных гостей накрыли столы в саду, среди гранатовых деревьев. Не было только птичьего молока. Мирзоев произнес приветственную речь, пригубил