Я был похоронен заживо. Записки дивизионного разведчика. Петр АндреевЧитать онлайн книгу.
не было. Но мы скоро так наловчились, что после завтрака или обеда успевали попытать счастья получить добавку у раздаточного окна кухни. Удавалось это редко, так как у раздачи оказывались почти все курсанты и половина солдат с батарей. Были, правда, шустрые ребята, которые этим благом пользовались почти каждый день. Курсант Бембель, небольшой, ростом всего 1,55 метра, успевал съесть свою порцию, получить добавку, примерно 30 солдатских порций – и уже на подходе к школе догнать строй.
Есть хотелось все время. Во время работы, в перекуры на занятиях, даже под одеялом в постели можно было слышать разговоры о том, чем кормили матери, что и как готовили. Уже в более зрелые годы, анализируя происходившее в то время, приходишь к выводу, что того питания нам, видимо, хватало. Слабости не чувствовали. Хорошо бегали, прыгали. Не чувствовали большой усталости, проведя без сна по несколько суток или совершив шестидесятикилометровый переход по гористой местности с полной солдатской выкладкой.
Купить хлеба или узбекскую лепешку рядовому курсанту или солдату было почти невозможно, даже имея деньги. Иногда курсанты, чтобы купить несколько лепешек, заведомо шли на преступление – переплывали через арык, хотя знали, что такой поход может кончиться гауптвахтой. Правда, был у нас один курсант, старше нас годами и более развитой, с высшим техническим образованием и приятной внешностью. Он умел поговорить, был знаком с женами некоторых офицеров, и они иногда покупали ему в ларьке для офицеров, находившемся на территории полка, немного хлеба.
Однажды он и мне принес кусок хлеба, граммов пятьсот. Я сразу съел граммов пятьдесят, а остальное аккуратно завернул и положил на свою прикроватную полочку. И чувство голода прошло. Двое суток я жил спокойно, съедая по 50 граммов хлеба в день, конечно, как добавку к обычной солдатской норме. Потом я ловил себя на подобном не раз. Положишь на полочку завернутый в газету кусок узбекской лепешки – и жить становится легче. Есть во фляжке вода – пить не хочешь, нет воды – мучает жажда. Даже на фронте, находясь в экстремальных условиях, чувствуешь себя увереннее, когда у тебя на ремне висит фляжка со спиртом, а в вещмешке лежит банка тушенки и кусок хлеба или сахара.
Вскоре хлеб исчез. Унес его курсант Герасимов. Это был несчастный человек. Служить ему было невыносимо тяжело. Все ему давалось с очень большим трудом – и строй, и учеба, и работа. Он всегда был голоден, всегда замерзал. Повсюду его ругали. Все над ним смеялись. Переломить себя он уже не мог. Единственная работа, которая его устраивала, это быть рабочим по кухне. Он всегда просился дневальным по кухне, где ел почти сырую картошку. Объедался ею, потом по несколько дней болел, непрерывно бегая в уборную, а на полевых занятиях – за бугорок или в воронку. Выздоравливал – и снова просился на кухню. Неизвестно, чем бы это кончилось, но зимой вышел приказ отправить несколько человек в Казахстан. С ними отправили и Герасимова.
Сейчас много пишут и говорят о тяжелой жизни в армии – как плохо живется