Placenta previa. Повесть и рассказы. Борис БерлинЧитать онлайн книгу.
очень трудный день. Утром мы еще здесь, а вечером будем уже совсем в другом месте, даже в другом мире. В Завтра.
– А мама?
– Что мама?
– Мы ее здесь оставим?
– Ну что ты, конечно, нет. Она полетит вместе с нами.
– Так ведь она не знает куда. Мы и сами еще не знаем.
– Мы нет, а она – да. Она там, наверху, знает гораздо больше нашего, и куда мы летим, и что с нами будет.
– Даже больше, чем ты?
– Как тебе сказать… Кое-что, самое главное, я знаю тоже.
– А самое главное – это что?
– А ты спать собираешься? Вот это и есть самое главное.
– Ну ответь, и я сразу засну.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– Мы будем искать наш дом и обязательно найдем. Это и есть самое главное.
– И какой он будет? Такой, как этот?
– Нет, намного лучше. Нам же в нем долго жить предстоит, очень-очень долго.
– Расскажи про него.
– Он будет просторным, с верандой и плоской крышей, чтобы на ней можно было загорать, или чай пить, или принимать гостей. Вокруг трава и деревья, и совсем недалеко до берега.
– До берега? Там что, есть речка?
– Может, и речка. Слушай, а давай, чтобы море? Или, еще лучше, океан.
– А чем он лучше?
– Во-первых, он больше, а во-вторых, океан – это самое-самое. Океан – это океан, понимаешь? На него можно глядеть сколько угодно, и кажется, что больше ничего нет на свете.
– Получается, как на острове?
– Ты моя умница! На острове, да. А теперь спи.
Во всяком случае, мне это казалось тогда несбыточным, но ведь если очень-очень захотеть, то почему бы и нет? И знаете, с тех пор мое мнение совсем не изменилось, ведь мы на самом деле стали островитянами, без шуток. Остров наш маленький, не на всякой карте виден – каким ветром нас сюда занесло, отдельная история. Может, когда-нибудь я и расскажу ее, вот только приду в себя от неудержимо стремительного Майкиного взросления, смирюсь, что она уже никогда не моя – и расскажу. Про то, что эмиграция может быть просто путешествием, что любовь вовсе не быт и не секс, а непроходящий голод, что разлука – никогда не навсегда. Потом расскажу, не сейчас. Сейчас только про Зайца и Париж.
И, само собой, про остров.
ДЮК
Вот ведь, как только начинаю про Заю мою, про мое неродное дитя, выходит обязательно взахлеб и наперегонки с самим собой, и именно поэтому очень похоже на нее. Нет, не внешне – если бы так. Она у меня… ну вот застынет вдруг и начинает рассуждать о письменности у муравьев. Или прочтет что-нибудь этакое и тут же ко мне: «Послушай, как здорово: вечность – это просто у времени за углом». И улыбка, и сразу, откуда ни возьмись, солнце – а за окном дождь, ненастье, слякоть…
Я смотрю на нее и перестаю понимать себя, а может, наоборот, только начинаю. Что такое я? Что такое она? Что такое мы с ней вместе? Есть внутри нас мысли и желания, которых лучше и не осознавать вовсе, потому что стоит им выйти наружу, и, словно джинна из бутылки, обратно