Стихотворения. Николай ГумилевЧитать онлайн книгу.
в коридоре дней сомкнутых,
Где даже небо – тяжкий гнет,
Смотрю в века, живу в минутах,
Но жду Субботы из Суббот;
Конца тревогам и удачам,
Слепым блужданиям души…
О день, когда я буду зрячим
И странно знающим, спеши!
Я душу обрету иную,
Все, что дразнило, уловя.
Благословлю я золотую
Дорогу к солнцу от червя.
И тот, кто шел со мною рядом
В громах и кроткой тишине,
Кто был жесток к моим усладам
И ясно милостив к вине;
Учил молчать, учил бороться,
Всей древней мудрости земли, —
Положит посох, обернется
И скажет просто: «Мы пришли».
Не приводя примеров куда более очевидных, почти хрестоматийных, скажу, что влияние Гумилева прямо или опосредованно испытали, должно быть, все советские поэты. А уж о том, насколько его не хватало советской литературе, надо судить хотя бы по гумилевскому замыслу написать географию в стихах (стихи, объединенные в сборник «Шатер», являются фрагментом неосуществленной географии), замыслу, который мог прийти в голову какому-нибудь лефовцу.
Можно сказать, что советская культура чувствовала неявную и вполне реальную вину перед Гумилевым. Его вспоминали даже в официальных источниках, пусть и в качестве врага, но врага достойного, у которого стоит учиться. На имя его никто не накладывал официальных запретов. Вышло это само собой, и долгие десятилетия пришлось преодолевать эту инерцию.
Со стихами Гумилева еще сложнее. Если в библиотеках сборники Гумилева не выдавали (их перевели в спецхран), то журнал «Аполлон» в конце 60-х и начале 70-х годов стоил у букинистов 2 рубля 50 копеек, и даже при зарплате в 100 рублей можно было собрать полный комплект без особых хлопот. Книги Гумилева, прижизненные либо изданные посмертно, у букинистов тоже встречались – 20 рублей красная цена. Попадались даже ревельские и парижские, естественно, довоенные.
Просто среднему читателю не приходило в голову пойти и купить такую книгу в букинистическом магазине. Фамилия Гумилева, забытая, отсутствующая в школьной программе, была в новинку, ничего обычному читателю не говорила.
Когда интерес к стихам Гумилева возник, появились самодельные подборки: листы размытой машинописи – не третья, а явно четвертая закладка бумаги, при плохой копирке. Читал такие и я, а то и перепечатывал, чтобы подарить приятелю.
А потом мне дали четыре аккуратно скрепленных книжечки в половину писчего листа, напечатанные на полукальке. В каждом таком «выпуске» было около ста страниц. Гладкая и скользкая с одной стороны, чуть шершавая с другой бумага. Эта тоже был не первый экземпляр, но буквы отпечатались ровно, лишь редкие были слабее оттиснуты, бледнее. И твердый лакированный полукартон в качестве обложки.
Это был типичный «самиздат». Вероятно, или даже скорее всего стихи скопированы не из журналов, а отобраны по американскому четырехтомнику. Но как отобраны. Не было почти стихов ненужных и проходных. А еще лет через десять появились другие издания: тбилисское, подготовленное В. Лукницкой, том из «Библиотека