Спасение красавицы. Энн РайсЧитать онлайн книгу.
положении член у бедняг был едва ль не тверже деревянного креста, к которому привязывали тело.
А теперь мне самому суждено было претерпеть подобную экзекуцию. Солдаты подтолкнули меня к месту наказания и привязали к кресту в том же невообразимом положении, с возведенными к небу очами, со стянутыми за шершавой опорой руками, с невозможно широко, до боли разведенными бедрами и с крепче, чем когда-либо, налившимся членом.
И Красавица была одним из свидетелей этой жуткой процедуры!
Потом под размеренные удары барабана меня показательной процессией провезли по улицам городка на потеху целым толпам простолюдинов, которых я слышал, но не мог видеть, и при каждом повороте повозки всаженный мне сзади деревянный фаллос раздражающе подергивался.
Все, что я тогда претерпел, было потрясающе в своей невероятной остроте. Это явилось величайшим, полнейшим из всех моих падений. Я наслаждался этим, даже когда капитан стражи что есть силы стегал меня ремнем по обнаженной груди, по простертым ногам, по голому животу. И как изумительно легко было исторгать крики мольбы, невольно извиваясь и стеная, прекрасно при этом зная, что из-под повязки почти никто ничего не услышит! И как приятно щекотало нервы осознание того, что у меня нет ни малейшей надежды на какое-то снисхождение.
Да, в те мгновения я в полной мере познал силу власти моих пленителей, но я познал тогда и собственную духовную мощь. Мы, которые лишены всех своих привилегий, способны-таки воздействовать на своих экзекуторов, увлекая их в новые пределы ярости и страсти.
Теперь у меня не было желания кого-то ублажать, доводить до исступления. Мною завладела какая-то сверхъестественная, мучительная самозабвенность! Без всякого стыда я ворочал ягодицами на фаллосе, который втыкался в меня с креста, и, словно жаркие поцелуи, получал от капитана стражи частые удары ремня. Я ерзал, тщетно пытаясь увернуться, и рыдал от души, словно во мне не осталось ни капельки достоинства.
Единственным упущением в этом потрясающем замысле, пожалуй, было то, что я не мог видеть лиц своих мучителей – если только они не подступали совсем уж близко, оказываясь прямо надо мной, что случалось крайне редко.
А ночью, когда меня на кресте водрузили на самом высоком месте на городской площади, простолюдины собрались подо мной на помосте, безжалостно пощипывая мне излупленные ягодицы и шлепая по пенису, – и я страшно сожалел, что не могу увидеть презрение и насмешки на их лицах, осознание полнейшего превосходства над низшим из низших, каковым я стал теперь.
Мне нравилось бывать в роли осужденного, нравилась эта беспощадная и пугающая демонстрация чужих прихотей и моего страдания, даже при том что я содрогался от звуков ремня или плети и слезы сами собой струились по лицу. Эти ощущения были бесконечно богаче и насыщеннее, нежели роль раскрасневшейся от погони, дрожащей игрушки леди Эльверы. И доставляли даже больше удовольствия, нежели такое приятнейшее занятие, как овладение принцессами